*

– Что это ты делаешь?!

Ибор лениво поднимает взгляд, будто снисходя до закипающего тёмного.

– Слыхал, что тёмные не особо зорки, но с одного аршина и старый дед должен бы разглядеть…

– Какого чёрта ты взял мой платок?!

Ибор продолжил тереть котёл от гари.

– Это? Твой?

– Не делай вид, что не знаешь! Это талисман, подарок матери!

– То-то я смотрю не мужская какая-то вещь, – задумчиво протянул Ибор, не оставляя своего занятия. – Не знаю, отчего никто не намекнул тебе, что когда ты вяжешь его себе на лоб, смотришься страшной злобной бабой… если патлы в глаза лезут, так обрезал бы – всё равно красоты они тебе не добавляют…

– У-у-у!!! – взвыл Хало, бессильно сжимая большие кулаки.

– Не обращай ты на него внимания, – Кирыч, походя, коснулся надутого мышцами плеча.

Хало доверительно заглянул старшому в лицо:

– Матери подарок! Почти не помню я матери! От платка запах слабый ещё оставался…

Тёмные одновременно глянули на внезапно ставшего хозяйственным Ибора. Светлая ткань зачернела, но наследник с энтузиазмом продолжал свой грязный труд.

– Отдай, – коротко велел Кирыч.

Тряпка полетела Хало в лицо. Он схватил на излёте, сильно внюхался, раздувая ноздри. Лицо его померкло, руки упали, одна – сжавшись на грязном платке.

– Не стыдно? – холодно спросил Кирыч.

– А чего? – на голубом глазу удивился Ибор. – Он же не помнит – так может, и мамаша его так пахла? Да и чёрная тряпка больше к его патлам подойдёт.

– Ты заплатишь мне, Ибор…

*

Тёмные мыли у реки довольно всхрапывающих жеребцов, оставшись в одних штанах. Ибор уже приобнимал направлявшуюся на стирку красотку. Девки шли от села, и не знал никто, что войско так близко подошло. Но да бояться не след – десяток наследников сделал дугу с табуном, оставив войско отдрыхивать после вчерашнего боя. Когда вместе выходили, по сговору, коней не загоняли.

Девки встали вкруг ясноглазых светлых, поставив корзины на землю, улыбаясь и ведясь на бойкие речи. Как обычно нашлись те, кто ясному дню предпочитает темень ночи – взгляд нескольких так и тянуло к реке, как светлые ни пели, ни балагурили и ни сверкали очами. Ибор привык, что уж кто-то да спросит, рассказать как зовут «тех крепких молодцев», и без ревности приступил к делу, добавляя к имени несколько подвигов. Девичьи личики серьезнели, глаза смотрели, как надо.

– А тот? – коснулась рукава тонкая рука.

Хало, о котором Ибор, конечно, и не заикнулся, чутко насторожился подле коня.

– А это всего лишь Хало, – небрежно протянул Ибор, – всегда первый у походного котла, чтоб когда в бой идти, был предлог в кустах отсидеться…

– Ну, Ибор… – процедил Хало, неразличимо расстоянием.

Девчонка неубеждённо мазнула взглядом, но смешалась и отвернулась, чтоб подружек не смешить.

*

Застолье. За длинным, ещё нарядным столом сидят мужчины, молодёжь подоспевает с игрища. Молодые парни садятся на положенные места: Хайк, Хизмут и Ивар, девки присоединяются к хозяйственным хлопотам, добавляют блюда на стол. Мужчины успели опрокинуть по одной чарке, сидят серьёзно, некоторые вовсе напряжённо.

Хайк и Хизмут у себя дома, двое мужающих тёмных. Хозяин дома – их отец, Хало. Ивар – откуп за долг, Ивар – сын Ибора, задолжавшего Хало и додразнившего Хало до крайности, Ибора, позабывшего, что должен, и за это расставшегося с первенцем и единственным сыном.

Ибор украдкой смотрит на Ивара, чтобы не привлекать внимания Хало. Тёмный пока вроде бы не замечает.

У Хайка и Хизмута есть всё: рост, стать, сила. Нет только Иваровых льняных с позолотой кудрей, васильковых глаз и губ, к которым девки сами льнут, без приглашений, что на игрищах, где чуть менее пристально смотрят тётки и чуть большее позволяется, особенно обидно.