Последняя, самая странная и невзрачная, отличалась от остальных. Увы, невыгодно отличалась, и дело даже не в одежде. Действительно, каждая принарядилась, как могла, а эта выглядит так блёкло. Но манера себя вести в данном случае важнее. Девочки с даром всегда внутренне свободнее и уверенней в себе, даже если они пасут коров и чистят хлев. Но были же основания её сюда направлять? Если она полная невежда, какая-нибудь внучка необразованной знахарки, которую даже читать не научили, то её должны были сначала пристроить в какой-нибудь монастырь или в начальную школу, чтобы училась азам там.

Леди Тамирия нехотя отвела взгляд от Лилы и продолжала:

– Уже завтра вас ждут вступительные испытания. Желаю достойно с ними справиться, а в дальнейшем я проверю вас на Зеркале, чтобы оценить уровень дара каждой. Возможно, для некоторых, – гранмэтресса сделала многозначительную паузу, – останется только бал, после которого они отправятся по домам! А пока приятного аппетита, эссины.

Преподавателей ученицам поимённо представлять не стали.

Пока оробевшие девушки слушали, а преподаватели скучали за своим столом, слуги быстро и почти беззвучно накрыли ужин. Вкусный, наверное – запеченные овощи, рассыпчатая каша, жаркое. Лила, которая весь день почти ничего не ела, и теперь к еде не прикоснулась – аппетит пропал. Впрочем, все девочки нехотя ковырялись в тарелках своими серебряными приборами. Олетта переглядывалась с эссом Кавераем, им хотелось сбежать, чтобы побыть наедине. А Лила не прочь была бы вернуться к себе в комнату и посидеть там в одиночестве.

Все радостные моменты в жизни старшей эссины Каверан были связаны с тем, что её оставляли в покое…

Платье они вскоре рассмотрели вместе с Олеттой. И совершенно правильно, что Лила не питала надежд. Это было уже не новое бальное платье, оранжево-розового цвета, с оборками и кружевом. Такой цвет для себя она никогда не выбрала бы. К её светлым волосам и серым глазам, к чуть смуглой, быстро темнеющей на солнце коже? Непонятно, как это платье вообще попало к матушке-баронессе. Тут же в свертке лежал кусок шёлка более светлого оттенка и моточек ниток – для переделки. Наверное, матушка по случаю дёшево приобрела этот наряд для Лилы, чтобы не тратиться на пошив нового.

– Примерь! – преувеличенно бодро предложила подруга, – знаешь, шёлк хороший, плотный…

Честность не позволила ей похвалить это произведение портновского искусства за что-то ещё. Но в душе Лилы мелькнула надежда – может, получится надеть это хотя бы раз? Перешить немного? Она сумеет.

Платье оказалось безнадёжно тесным в лифе и с порванной верхней юбкой, как будто прежняя владелица за что-то зацепилась. Да, можно расставить лиф, добавить оборку из новой ткани…

Ох, можно и расставить, и добавить, но ведь красиво не получится. Разве что сносно. На неё будут смотреть и насмехаться.

– Не огорчайся, Ли! – Олетта бросилась её обнимать, – вот увидишь, что-нибудь придумаем.

Она помогла Лиле снять платье, и оно было отправлено в сундук. Лила с облегчением захлопнула крышку. Не видеть больше это розовое чудовище!

– Прости, Ли, но… Твой отец очень беден?

– Нет, не очень, – вздохнула Лила. – Мой отец добрый и любит меня. Это всё мачеха. Ничего, я ведь скоро выйду замуж.

Да, она выйдет замуж, и у неё начнётся новая жизнь.

В дверь постучали, и заглянула Ровена, одной рукой она прижимала к себе несколько пухлых томиков.

– Не помешаю? Вы уже устроились? – она присела на кровать Олетты, – Мы решили, что поручим горничным разобрать и повесить одежду, за это надо заплатить, но немного. И я выяснила, где здесь библиотека. О, она прекрасная, такая огромная! А ваша комната меньше остальных, или мне показалось?