Кто б только знал, какое облегчение я пережил, возвращая девушке предмет её повседневного обихода.

– Ну, так вот… – Лена поспешила завершить, начатое ранее повествование. – …Оказывается, тот парень, что стрелял в директора, ранее работал на этом самом Тракторном заводе. Год назад его уволили. Под сокращение попали и все его близкие: брат, отец, жена и мать. Нового места работы, он так и не нашел. Перебивался случайными заработками, кое-как боролся с безденежьем и, в конечном итоге, вспомнив о своем военном ремесле, решил свести счёты именно с тем, кто подписал приказ на его увольнение. Благо, директор остался жив. Лет пять, должны были дать парню. Да, вот беда. До суда он так и не дожил. Убили его в тюремной драке. Перед самым Новым Годом.

Попрощавшись и пожелав мне здоровья, Лена ушла. Я же остался в полной растерянности и недоумении. Казалось бы, уже сейчас я помнил каждую минуту той своей жизни, что была у меня до больницы. И вдруг столько не состыковок, столько несовпадений. Складывалось ощущение, будто последний год я жил в какой-то иной, от всего мира реальности. Произошедшие события, вроде бы, как и совпадали, да только интерпретировались они абсолютно по-разному.

Принимать слова Елены за правду в последней инстанции я, конечно же, не спешил. Девушкой она была, бесспорно, не глупой и весьма сообразительной, иначе не принял бы я её на должность своего секретаря. И, тем не менее, я частенько подмечал в ней (пожалуй, свойственные любой даме) поступки, связанные с безобидной забывчивостью и ненавязчивым легкомыслием. Потому и сведения, полученные от неё, вовсе не лишне было бы и перепроверить (мало ли, какие фантазии могли посетить эту юную голову), а уж после, делать далеко идущие выводы. Ко всему прочему, из моей памяти не выходила и фраза Магистра, случайно брошенная мне напоследок. Дескать, Аэртон вернет тебя к жизни, а мы тут кое-что подчистим. Так какой же смысл он вкладывал в это самое «подчистим»?

– Что, парень? Никак заблудился ты во времени и пространстве?.. – услышал я хрипловатый мужской голос. От неожиданности я даже вздрогнул. – …Да, ты не бойся. Я твой сосед по палате. Моя койка позади твоей. Очевидно, все посчитали, что я, как всегда сплю, потому и не обращали на меня своего внимания.

Когда-то я и сам был врачом. Без малого тридцать лет именно в этих самых стенах я лечил пациентов. Данная больница была мне вторым домом. Я вовсе не подозревал, что когда-нибудь под старость лет, мне и самому придется воспользоваться помощью своих же учеников. Наверно поэтому, и не гонят они меня, безнадёжно больного домой. Жалеют. А может, и совесть не позволяет. Точнее, страх. Потому как каждый из них подспудно понимает, что рано или поздно, может и сам оказаться в подобном моему положении.

– Почему «безнадёжный»? Ведь, насколько мне известно, неизлечимыми больными становятся те, кто изначально запустил свою болезнь? Так сказать: не обратился вовремя к врачу. Но ведь вы и сам врач. А значит, не могли допустить подобного. – поинтересовался я, не оборачиваясь в сторону «соседа». На уровне некоего подсознания, я опасался любого резкого движения (коим и являлся разворот со спины на живот), потому как оно могло причинить мне боль и, как следствие, я мог запросто вновь погрузиться в бессознательную бездну. А этого мне сейчас, ну никак, не хотелось.

– Твои познания в медицине весьма поверхностны. Потому и рассказывать мне о своем недуге, придется очень долго… – отшутился мужчина. – …Вряд ли, тебе будет это интересно. Могу лишь сказать о том, что за последний год, я уже трижды переживал клиническую смерть. И каждый раз, возвращать меня к жизни, моим бывшим коллегам было всё труднее и труднее. Можешь не сомневаться в том, что мой следующий приступ, уж точно, станет для меня последним. И как врач, я об этом знаю.… И как обычный смертный, ту минуту я уже наверняка предчувствую. Да и «там», меня уж давно успели предупредить о моей грядущей кончине.