М. ПЕШКОВА: Дочь врача.

М. АРДОВ: Дочь ветеринарного врача и стоматолога, вот так будет точно.

А. БАТАЛОВ: Если точно, то так.

М. ПЕШКОВА: А она что, бредила театром? Как она из Владимира в Москву перебралась?

А. БАТАЛОВ: Да, абсолютно.

М. АРДОВ: У нас был такой друг владимирских её времён, друг нашей семьи Павел Геннадьевич Козлов.

А. БАТАЛОВ: Который потом был профессор консерватории.

М. АРДОВ: Он потом заведовал… Да. Он заведовал… Нет, именно в Гнесинском…

А. БАТАЛОВ: В Гнесинском. Да, верно.

М. АРДОВ: Он был, заведовал кафедрой теории музыки в Гнесинком училище. Он когда-то готовился к карьере пианиста, но это у него не получилось. И вот он рассказывал, что наша мама училась мелодекламации, а он ей там во Владимире аккомпанировал. Вот было. А потом она приехала и поступила. И поскольку она была достаточно хороша собой, артистична, и все это было.

А что касается Ардова и театра, тут не надо забывать следующего. В 20-х годах, когда Виктор Ефимович Ардов был фельетонистом и, стало быть, юмористом, он сдружился и познакомился с Львом Вениаминовичем Никулиным, и они вдвоём писали пьесы, которые шли довольно широко. У них там была пьеса «Статья 114-я», «Таракановщина» называлась и так далее. И потом он сам ещё до войны… Да, у него шла пьеса под названием «Мелкие козыри» – да – до войны, и все, так сказать. Потом уже всё сломалось. Его не пускали практически все… Он попытался после войны писать пьесы, ну, естественно, уже туда его больше не пустили.

А. БАТАЛОВ: Прости. Вы можете себе представить, вот до какой степени это было близко, они потом хотели сделать театр такой миниатюры эстрады, который назывался «Осьминог». И до сих пор есть рисуночек, который для этого… Но даже близко не дали открыть.

М. АРДОВ: Ну, это все… Дальше-то уже всё, конечно, было невесело. Но до войны он был вполне преуспевающим писателем, и всё-всё было. Ну, понимаете, но, тем не менее, всё равно вот, казалось бы, да 1937–1938 год, у него там пьеса идёт, все такое, но все равно…

М. ПЕШКОВА: И книжки выходят.

М. АРДОВ: И книжки выходят. Всё, всё, всё!

А. БАТАЛОВ: Ой, там в первой книжке мой портрет во дворе.

М. АРДОВ: Да, да. Есть маленькая фотография Алёши. Босота. Есть очень хороший рассказ его про маленького Алешу.

А. БАТАЛОВ: Сейчас сколько мне? Четыре года там?

М. АРДОВ: Четыре. Маленький.

А. БАТАЛОВ: Ну, маленький был, ниже собаки.

М. АРДОВ: Вот. У него есть прелестный рассказ такой про Нину, что моя знакомая там написано, и сына Алёшу, и как, значит, его укладывают спать, и кормят, и как ему, значит, изображают… Очень хороший, чудный такой рассказик. Мне нравится. А. Баталову он, кстати, посвящён А. Баталову. Это очень милый рассказик. Понимаете, ну, вот это все: книжки выходили, пьеса шла. Но это всё на тонком льду, потому что в 20-х годах был расстрелян его отец по приказу Троцкого как раз, а не Сталина.

М. ПЕШКОВА: За что?

М. АРДОВ: А неизвестно, я не знаю, за что. Вот так он…

М. ПЕШКОВА: Там, на юге, где отец его жил?

М. АРДОВ: Нет. Я думаю, нет. Они уже в это время в Москве жили. Они в Москве жили. Он же кончил московскую гимназию. Они во время войны, в начале войны Первой мировой их семья переехала в Москву. И в это же время соответственно арестовывают во Владимире и деда нашего, и бабушку.

А. БАТАЛОВ: И бабушку.

М. АРДОВ: Деда просто забивают до смерти. У него чахотка была. Его за… следователь его затоптал ногами, и он скончался в тюремной больнице. А бабушку…

А. БАТАЛОВ: Она полные 10 лет…

М. АРДОВ: Она по полной катушке, значит, получила. Поэтому, соответственно, это было, так сказать, хождение по тонкому льду. Вот почему, на этот вопрос мы, естественно, ответа не получим, почему его пощадили. Так что вот такая жизнь была весёлая.