.

– Вы совсем с ума сошли?

– Нет, совсем немного, поверьте. Я уже сказала, что, как правило, не целуюсь с конюхами. А если подобное вдруг случилось, то это всего лишь часть эксперимента.

– Да вы действительно сошли с ума!

– Вам легко говорить. Уверена, у вас отбоя нет от молочниц и служанок всех возрастов с тех самых пор, как вам сменили панталоны на брюки.

Уоллингфорд вознамерился возразить, но не нашел слов.

– Вот видите? В то время как я, благовоспитанная молодая леди, которая всего месяц назад отпраздновала свой двадцать третий день рождения…

– Двадцать третий!

– Да. – Абигайль вздохнула. – Понимаю, что выгляжу смешно. И тем не менее я стою здесь с вами и пребываю в совершенном отчаянии. Ведь я вознамерилась подыскать себе любовника до конца этого года.

– Любовника? А почему не мужа?

– О, я не собираюсь выходить замуж. Ну, если только дядя не принудит выйти замуж за какого-нибудь отвратительного богача, подвесив Александру над ямой с гадюками, чтобы вырвать у меня согласие…

– Над ямой с гадюками?

– Ну или с кобрами. Они тоже весьма ядовиты. Или с какими-то другими гадами. Знаете, я где-то прочитала, что шесть из десяти самых ядовитых змей в мире обнаружены в Австралии. Остается лишь удивляться, почему люди вообще соглашаются там жить. Хотя, думаю, у них просто нет выбора.

Абигайль замолчала, и Уоллингфорд откашлялся.

– Но вы все же хотите избежать подобного развития событий и собираетесь вести жизнь, полную бесчестья, и сознательно грешить перед Богом и людьми.

– Нет, ты только послушай! – Абигайль почесала Люцифера за ушами, а потом грустно улыбнулась. – Скажите, ваша светлость, сколько лет вам было, когда вы впервые переспали с молочницей?

Пятнадцать. Это слово едва не сорвалось с губ захваченного врасплох Уоллингфорда, но он все же успел сдержаться. Да, ему было пятнадцать лет. Он проводил лето в родовом поместье на севере, в то время как мать поправляла здоровье на побережье, а отец испускал последний вздох в старинной спальне Уоллингфордов, подорвав здоровье чрезмерными возлияниями и падением с лошади, нанесшим решающий удар по его многострадальной печени. Да, Уоллингфорду было всего пятнадцать лет, и он чувствовал себя очень одиноким. Сестра вышла замуж, а брата отправили к тетке. Предоставленный себе, он целыми днями бродил по поместью под грузом готового свалиться на него титула, одинокий и возбужденный, каким может быть лишь подросток. Молодая работница с фермы – да, именно она, черт бы побрал проклятую проницательность мисс Харвуд! – без труда завоевала его внимание.

И кстати сказать, тогда Уоллингфорд совершенно не чувствовал себя согрешившим. Все это пришло позже.

– Даже не пытайтесь обсуждать со мной подобные вещи, мисс Харвуд, – произнес он. – Мы здесь не для того, чтобы выяснять разницу между мужчинами и женщинами.

– Совершенно с вами согласна. Мы проведем здесь всю ночь, ибо более тупоголового и упрямого мужчины я еще не встречала ни разу в жизни. Вообще-то это служанка сказала, что, если я хочу выбрать себе лучшего любовника из всех возможных, нужно поцеловаться с разными молодыми людьми, дабы понять собственные предпочтения. Первым был лакей Джон…

– Лакей Джон?

– А потом его брат Джеймс – тоже лакей…

– Ну конечно.

Абигайль продолжала загибать затянутые в перчатки пальцы.

– Был еще Патрик. Как раз перед нашим отъездом. Так что видите: это вряд ли можно назвать распутством. Скорее простым любопытством.

Уоллингфорд оглядел изящную фигурку девушки, неземные черты ее лица и ударил кулаком по старому деревянному столбу, подпиравшему крышу.

– Но ведь вы рисковали! Святые небеса! Редкий мужчина согласится довольствоваться единственным поцелуем.