– В Листаре снова бунт… – во время очередного собрания совета, отрапортовал граф Коштэр – глава нашей службы безопасности, – …подавлен, – после небольшой паузы завершил он и открыл рот, собираясь что-то добавить, но в этот момент дверь резко распахнулась, и на пороге возник бледный, как мел, дворцовый лекарь.

– Ваше Величество, – явно взволнованный старик неожиданно резво для столь почтенного возраста метнулся к моему отцу, и, косясь в мою сторону, что-то зашептал тому на ухо.

– Отлучусь ненадолго, не расходитесь, – произнес вмиг побледневший король.

Я сделал шаг, собираясь последовать за отцом, но тот остановил меня жестом, здраво рассудив, что это всего лишь способ сбежать отсюда. Каюсь, в этом он отчасти был прав, но сейчас меня больше волновало то, что привело сюда лекаря.

Неужели неугомонная сестричка опять куда-то вляпалась прямо накануне бала дебютанток? Или что-то с мамой? С той поры как поползли слухи о Трилоне, она замкнулась в себе, почти не покидая покоев. На неё смотреть стало больно: бледная, исхудавшая, с темными кругами под неизменно красными от слез глазами. И попробуй

разбери, чем это вызвано: возобновившейся грустью из-за потери первенца или… Или я чего-то не знаю о судьбе брата?

При матери я старался не упоминать о Трилоне. А отец тут же становился немногословен и угрюм. Словно что-то мешало подтвердить печальный факт, сказав: он мертв. Ведь если брат жив, то и бунты возникли не на пустом месте. Как вышло, что старший принц воспитывался вне семьи? Если наследника прятали от всевозможных покушений, коих на мою участь выпало немало, то почему речь идёт о свержении короля, а не о возвращении сына под отцовское крыло с последующим возведением на трон?

– Кх… – откашлялись рядом, явно привлекая моё внимание. – Годар, объясните, зачем вы вчера освободили ту труппу комедиантов, что мы взяли на рыночной площади? – едва слышно поинтересовался подошедший ко мне Свелар Коштэр.

– Я? – ошалело переспросил, и заметив то ли искреннее, то ли напускное непонимание на лице собеседника, так же шепотом пояснил: – Меня трое суток не было в столице. Стремительный вошёл в порт этим утром. Неужели вы не осведомлены? – с недоверием поинтересовался я.

– В том-то и дело, Ваше Высочество, в том-то и дело, – уклончиво произнес он, отступая к окну, таким образом приглашая относительно уединиться. – А ещё имеются многочисленные показания гвардейцев и охранников, включая начальника тюрьмы… – мужчина многозначительно замолчал.

– И? – поторопил я, заметив, что к нам направляется один из советников.

– Они единогласно утверждают, что это были именно вы, – припечатал граф Коштэр. – Повод призадуматься, не находите?

– Это обвинение во лжи?! – с показным равнодушием уточнил я, хотя внутри всё клокотало от праведного негодования.

– Ваше Высочество, проверить вас на наличие магического воздействия? – спокойно смотря в окно, поинтересовался собеседник, и уголки его губ слегка приподнялись в подобии улыбки. Ответа ему не требовалось. – Прошу простить, дела они такие дела, – он откланялся, оставив меня на растерзание советников.

Как же раздражает эта его осторожность и, особенно, привычка говорить экивоками. Коштэр создавал видимость того, будто все догадки и решения исходят от меня или моего отца, что в случае ошибки освобождало его от ответственности. Скользкий тип, но преданный, и своё дело знает хорошо, с этим не поспоришь.

Ну и что я в итоге имею?

Намек о том, что в Бенгольде появился маг, способный пробить защиту королевского рода, повлиять на мои действия и подтереть мою память? Если и вправду в нашем государстве появился такой самородок, то ему пришлось бы подкорректировать память ещё нескольким десяткам человек из экипажа Стремительного. На подобное никто и никогда не был способен. Или… Или история об этом умалчивает именно потому, что маги, обладавшие такой силой, так и не были разоблачены? Тогда такой вариант нельзя исключать.