Слава богу, мне не быть матерью – не осилю!

– Прости, я так виноват… Влез по самое… Ничего не вернуть, но я всё исправлю. Прошу, – сглатываю пересохшим горлом, – только не разочаровывайся… – бормочу, оторвавшись от матери, но так и не глядя ей в глаза. – Никогда не разочаровывайся, даже если категорически не согласна с моими решениями и действиями. Не пытайся встать на пути… Переубедить…

– Ты меня пугаешь, – нервничает мать.

– Мам, – решительно смотрю на родительницу, – всё хорошо будет. Ладно, – качаю головой, и так слишком углубляюсь в самокопание, пора вспомнить, что я мужик, а не сопливая барышня, – давай о делах. Сегодня должен приехать эксперт. Оценку сделать и дать заключение.

– Да-да, – соглашается родительница, но видно, что до сих пор мыслями в моих словах. – Сильно дом пострадал?

– Не до основания, но всё равно придётся начинать с нуля, – морщусь. Тру переносицу: – Только заключение получим и можно приступать.

– На что? – тяжело вздыхает мама. – На счету почти ничего нет, а всё что было… дома осталось…

– Обижаешь, – натягиваю улыбку, – мы с… – запинаюсь. Твою мать! Надо как-то себя заставить ровнее думать о соседе. – С Сергеем Николаевичем опустошили сейф и твой письменный стол. Ноут в сохранности, флешки и память тоже, – поясняю с гордостью.

– Игнат, – впервые за время посещения мать светится от счастья, – это же замечательно!

– Мгм, – киваю, – так что что-то у нас есть. Этого катастрофически мало, но… что есть… Мне бы разгрести свои проблемы, и я подниму денег, мам. Не сомневайся…

– Пожалуйста, – распахивает испуганно глаза мама, – только не…

– Мам, – отрезаю сухо, предостерегая взглядом, – разберёмся. Ты у меня лучшая… – самому тошно: эту фразу всегда батя говорил после очередного заскока.

– Я тебя тоже люблю, – смягчается родительница, но на лице смятение и грусть. Она тоже проводит прямую. Бл***, так мерзко, аж зудит в пятой точке вскочить и уйти. Нетерпеливо ёрзаю на стуле.

– А где ты сейчас обитаешь? – применяет умный ход мама и меняет тему разговора. Вопрос своевременный, но на то мама и мама, чтобы волноваться, куда подался её сын.

– Рядом, – невнятно отзываюсь. – Теперь придётся дом восстанавливать, возиться с мусором, контролировать строителей. Если в город переберусь, туда-сюда много кататься… накладно, да по времени никак.

– Это да, – кивает матушка с рассеянным взглядом. – У Смоляковых?

– Нет, – чуть погодя, – у Проскуриных.

– Игнат! – настораживается мать.

– Мам, – опять одёргиваю, – лучше не начинай.

– Ты же не посмеешь… – продолжает родительница.

– А если у меня чувства? – кривлю губы – самому смешно. Абсурд, но почему бы не огорошить?! Испуг и сомнение в глазах матери читаются так ясно, что не выдерживаю. – Ты же своего чмошника любишь?

– Это другое, – жалкое оправдание, – и он… не такой…

– Кто сказал, что моё чувство другое? – зло сощуриваюсь.

– Ты… – запинается мама, прикусывает губу. – Она хорошая девочка.

– А я плохой мальчик. Мы друг другу подходим. Это судьба!

– Ты не плохой, – зажмуривается родительница. Сокрушённо качает головой.

– Такой, просто ты меня идеализируешь. Не стоит. И впредь, если не хочешь ссоры, не начинай то, что обсуждать бессмысленно. Давай лучше обсудим наши планы на будущее.

– А если я… расстанусь с Сергеем Николаевичем?

– Это значительно охладит мои чувства и, возможно, заставит поменять кое-какие планы. Заметно усложнит жизнь, но я готов рассмотреть такой вариант, – обдумываю каждое слово.

– Неужели твой эгоизм настолько обострён, что не желаешь мне счастья? – мама умолкает, взгляд потухает.

Совсем не хочу портить настроение родительнице, ухудшать и без того хреновое самочувствие, но не стоит заводить щекотливый разговор, боясь услышать неприятное. Тем более, врать не люблю, а правда не всем нравится.