Через пару часов я снова был уже близок к отчаянию и собирался вернуться к цыгану, но не знал, в какой стороне находится его дом. Возле мусорного бака, у бордюра я заметил двух живописных, чуть-чуть грязноватых, пожилых бомжей (hobo – так их называют здесь) и подошел к ним.

– Доброе утро, джентльмены! – сказал я. – Я из Москвы. Заблудился немного.

Ребята страшно обрадовались тому обстоятельству, что я из Москвы. Одного звали Гэри, другого – Ронни. Рдеющие носы выдавали в них людей с интересной судьбой и богатым духовным миром. Ронни был старичком в плаще цвета антилопы, в мятых фрачных панталонах, в кокетливой жилетке из тафты, из коллекции Оскара де Лоренто. Гэри был моторизованный бомж. Он был на велосипеде. Он был в вязаных перчатках без пальцев. Это были какие-то светлые, озорные и веселые бомжи. Минут пятнадцать мы просто болтали ни о чем. Потом они подробно объяснили мне, как добраться до моего района, и даже нарисовали схему фломастером у меня на ладони.

– Да, кстати, джентльмены, – спросил я, собираясь уходить, – а что вы мне порекомендуете предпринять в случае, если мне негде будет ночевать?

Узнав, что я нахожусь на грани отчаяния, парни подарили мне кучу способов выжить в условиях развитого капитализма. Один из самых доступных – попроситься на ночлег в церковь. Достаточно было постучать в любую церковь и сказать магические слова: «I’m Сhristian! I need nightshelter» – и тебя впустят и даже накормят. Они даже написали мне этот нехитрый текст на клочке бумаги. Только нельзя входить в одну церковь дважды (как и в Темзу). И уходить оттуда надо очень рано, в шесть часов. Эти парни великодушно предоставили мне адрес ресторана, где по утрам каждой среды бесплатно кормят бездомных, и показали хлебный магазин, где каждое утро выкладывают просроченный хлеб у двери. «Э! Приятель! Да здесь можно жить!», – сказал я радостно себе. И тогда я, окрыленный надеждой, помчался назад к цыгану, чтобы забрать свой рюкзак и уйти от него навек. Через десять минут меня нагнал моторизованный Гэри.

– Подожди! – сказал он, рискованно, со скрипом, притормозив. Пошарив в недрах своих ветхих одежд, он выудил оттуда кошелек. Такой он был бомж, с кошельком. Встряхнув его, Гэри высыпал на свою ладонь кучу мелочи и протянул ее мне. Нервы мои не выдержали, и я неожиданно позорно расплакался. Некрасиво так, как-то не по-мужски. Растрогал он меня. Гэри в эту минуту показался мне прекрасным, слегка уставшим, неудачно приземлившимся ангелом.

После таких обломов это был первый счастливый случай на этой древней земле. Ошибся ты, Юрис! Есть в Англии хорошие люди! Есть! Понятия «добрый человек» или «подонок» – не географические, а интернациональные.

– Все будет хорошо! – успокаивал меня Гэри, похлопывая по плечу, – Если что, ты найдешь нас с Ронни всегда здесь, на улицах Илфорда. Подожди!

Он торопливо отвязал от багажника пластиковый пакет, порылся в нем и, вытащив оттуда целую упаковку булок в целлофане, протянул ее мне.

– Возьми!

Глаза Гэри в эти минуты сияли какой-то неземной радостью. Он был по-настоящему счастлив, этот моторизованный Hobo!

По дороге я первым делом съел все три булки, а на все деньги купил себе новую зубную щетку за 99 пенсов с многообещающим названием «Wisdom», что можно перевести как «мудрость», и отправил рукописное успокоительное письмо в Россию. Двери цыганской квартиры мне открыл мальчик Роману.

– За тобой приезжали! – тихо сообщил он мне, с опаской оглянувшись в сторону большой комнаты.

Нетрудно было догадаться, что им было нужно узнать, зачем я здесь. Мой нелепый прокол с «Комсомолкой» не прошел незамеченным. Все мои вещи были перевернуты, как на картине Репина «Арест пропагандиста». Я быстро сложил все в рюкзак и собрался было уже чисто по-английски стремглав удалиться, но путь мне преградила могучая фигура Малькиадоса. Из его сумбурной тарабарской речи я понял, что мне велено оставаться и ждать. Я лихорадочно соображал, как мне прошмыгнуть мимо него. В контактном поединке я бы проиграл ему ввиду явного преимущества. Малькиадос прочно ухватил меня за куртку своими клешнями. Он тяжело дышал. Изо рта у него дурно пахло. Ему бы следовало все-таки обратиться к своему гастрологу. Я пытался оторвать его руки от своей куртки и протиснуться в двери. Мы возились, как два навозных жука в банке. Совсем непохоже на поединок Ван-Дама с Лундгреном. Из комнаты на шум выскочили две его дочери, мальчик и жена Малькиадоса – толстая цыганка в цветастой этнической юбке.