Дверь открыл темноволосый немолодой мужчина среднего роста, широкоплечий, во всем его облике чувствуется что-то надежное и основательное. Карие глаза из-под густых низких бровей смотрят пристально-внимательно, и вдруг приветливая улыбка освещает его лицо. Мой рассказ о хождениях за три моря в поисках автора нашумевшей книги слушает немного рассеянно и в ответ шутит добродушно-весело, по всему видать, тема местной «популярности» его беспокоит мало.

Большая из двух комнат в этой не слишком просторной квартире – кабинет хозяина – похожа на квартиру-музей или мемориальный кабинет Н. К. Рериха – сполохи нездешне ярких красок в репродукциях картин на стенах, редкие фотографии в рамках, бронзовое мерцание индийских маленьких будд на письменном столе, множество книг в потемневших от времени переплетах. И только высокая труба поселковой котельной, часть асфальтированной дороги, ведущей к автобусной остановке, да деревья ближнего сада напоминают об эстонской глубинке.

Пока мы смотрим фотографии – многие из них впервые увидели свет в только что вышедшей книге, а другие еще дожидаются своей очереди, все эти снимки-документы, снимки-живые свидетельства о дотоле никому неизвестных эпизодах жизни художника и его семьи в Индии, – к нам тихонько подсаживается жена Павла Федоровича Галина Васильевна, на коленях вязание – носочки для четырехлетней внучки Гали. Потом, как водится в гостеприимных семьях, кофе-чаепитие за большим столом на кухне со всеми членами семьи. Во время прогулки в прекрасном парке, где хорошо сохранился двухэтажный помещичий дом на берегу живописной речки, опять разговоры, и мои безнадежно дилетантские расспросы. Знала бы я тогда, что такие случайные визитеры, как и званые гости, у Беликовых годами бывали почти ежедневно.

Лишь поздно вечером, переполненная впечатлениями от всего увиденного и услышанного, возвращалась я домой. Автобус шел бесконечно долго и почему-то на остановках подолгу задерживался, а мне так не терпелось побыстрее приехать и кому-то немедленно обо всем рассказать. Меня переполняло незнакомое дотоле счастье.

Где-то я читала, что человеческая память коротка, она охватывает лишь тридцать лет, а остальное легенда. И я уже стала думать, что могу что-то преувеличивать, как вдруг моя мама, человек очень сдержанный и точный во всем, заметила: «Помню твои поездки в Козе. Ты всегда возвращалась радостно-возбужденная и долго обо всем рассказывала. Ты знала Беликова, поэтому должна о нем рассказать». Выходит, я ничего не преувеличиваю! – была именно та радость, которая зажигает в человеке яркие огни-звезды.

Мой рассказ об эстоноземельце, скромном бухгалтере из провинции, собравшем уникальный архив Рериха, и авторе книги-сенсации, мгновенно исчезнувшей с книжных прилавков тогдашнего Союза, появился одновременно на эстонском и русском языках и сразу попал на доску лучших недельных публикаций. Как я понимала, не потому, что был как-то особо лихо или затейливо сделан, а оттого, что его герой вызывал неподдельно живой интерес у читателей и выделялся на фоне скучного официоза и вымороченных очерков о передовиках соцсоревнований тех лет.

Когда я во второй раз появилась в Козе-Ууэмыйза уже с газетами, мы встретились как старые знакомые, и разговор пошел доверительный. Мой собеседник не скрывал радости, что через месяц-два выходит на пенсию и, наконец-то, сможет посвятить все свое время любимому делу. Надо дописать начатые книги о Н. К. Рерихе, очень много предстоит работы в связи с подготовкой к столетнему юбилею со дня рождения известного художника. С удивлением услышала я тогда о его давнем желании перебраться на жительство на Алтай, а когда поведал о настойчивых приглашениях Святослава Николаевича к себе в гости в Индию, и вовсе изумилась: