Вслед за гладким шлемом начали расползаться и остальные пластины брони Кирилла: мощный нагрудник, ряд защитных пластин, формирующих брюшную полость, и мудрёные механизмы ног, почти полностью привязанные к системе громоздких поршней.

С некоторым усилием высвободив ноги из подвижных креплений, Кирилл шагнул из напичканной электроникой туши механического чудовища и, спустившись по стопам гиганта как по надёжной лестнице, ступил на озарённую половиной цветов спектра сухую землю.

В своём чёрном костюме пилота, буквально пронизанном отверстиями для подключения к нервным окончаниям и скрытыми проводами, наш командир вовсе не казался особенно внушительным противником: плотно сбитый, но узкоплечий, он напоминал неумеху-простака из сельской местности, чем, наверное, не раз внушал своим врагам ложное чувство безопасности. И в этот раз противостоящий нам солдат не был слишком уж впечатлён: поднявшись с колен, он растерянно огляделся по сторонам, полагая, что его обманывают, и настоящий лидер чудовищного отряда прячется в другом самодвижущемся доспехе.

– Ты ведь спрятался, – крупный палец Кирилла указал прямо в центр груди растерянного вояки. – Скрылся с глаз, оставив своих родных и близких на произвол судьбы. Но всё-таки пытаешься что-то говорить о военных преступлениях?..

– Но…

– Таковы все вы, – командир отвёл тяжёлый взгляд. – Ничтожные, мелкие лицемеры. И растите таких же! – он окинул взглядом сжавшихся чуть поодаль детей. – Поэтому мы и существуем. Поэтому существует Империя – чтобы вычистить вашу поросль с лица этого материка. Гнать до дальних его берегов ту малую толику трусов, что выживет после главной чистки – и сбросить их в море.

– Вы не… не посмеете! – солдат растерял всю свою геройскую стать. Разговаривать с обезличенным вооружённым механизмом ему было проще, чем выслушивать монотонную речь презрения от такого же простого слуги своего отечества, воспитанного по совершенно другим законам и понятиям. – Это ведь… бесчеловечно!

– Речь и не идёт о людях, – Кирилл задумчиво поджал губы, глядя собеседнику прямо в полные слёз глаза. – Мы говорим о тебе подобных. И не более.

– Вы будете наказаны за своё высокомерие…

Усмехнувшись, Кирилл посмотрел в мою сторону. Он всем своим видом выражал насмешку и презрение, уничижающий сарказм – не облеченный в слова, но всё равно очевидный – по отношению к храброму воину этой маленькой республики, по вине голого случая попавшей под сапог грядущей войны.

– Нет такой силы, что могла бы нас наказать, – промолвил командир скорее для нас, немых слушателей этого разговора – и почти сразу же выстрелил, даже не взглянув в сторону цели.

Это был росчерк. Мгновение. Ещё секунду назад Кирилл стоял свободно и расслабленно, опустив руки вдоль тела – и тут же в ладони его вдруг оказалась рукоять персонального пистолета. Короткая вспышка, грохот – и республиканский солдат откинулся назад, рухнув наземь мешком, полным костей и мяса.

– Подумать только! – Кирилл всплеснул руками, расплываясь в счастливой улыбке. – Я думал – сорвусь раньше… Не выдержу! Марк, друг, ты посмотри – это ведь младший офицер! Настоящий! И вот, посмотри!..

То и дело озираясь на меня, командир нагнулся над убитым солдатом и, повозившись с ремешками, снял с его простреленной головы красивый форменный шлем с пазами для пристёгивания противогаза. Поддев шлем на кулак, Кирилл просунул палец в пулевое отверстие и, самодовольно улыбаясь, снова посмотрел в мою сторону.

– Мой старший сын – Николас, ему семь, ты мог запомнить – как раз просил меня привезти с войны шлем убитого лично мной офицера! С пятнами крови внутри и всем таким. А я целый день потратил, пытаясь ему объяснить, что моё оружие – то есть пушка «Возмездия» – обычно разносит головы людей в клочья, как гнилые овощи! Бум! – он несдержанно рассмеялся. – И ошмётки! А тут такая радость – дурак в настоящем боевом шлеме сам позволил всадить ему пулю в голову!