Разгоряченный ходьбой, я сперва не почувствовал, как упала температура. Холод скоро напомнил о себе и без труда пробрался под легкую одежду. Развести огонь было не из чего, кругом громоздились одни камни. Чтобы немного согреться, я сунул под штормовку дремлющего Наля и передвигал эту живую грелку с места на место. Ныли замерзшие ноги, мокрые ботинки и брюки заледенели. Наконец, холод стал нестерпимым, пришлось подниматься.

Я медленно побрел назад, вверх по течению речки. Все мелкие ручейки и лужи сковало морозом. Звонко трещал под ногами лед, встречный ветер обжигал лицо и руки, задувал под куртку. Из-за склона показалась луна. При подъеме местность казалась иной, чем при спуске вниз по ущелью. Речка не раз делилась на два одинаковых потока и было не понять, вдоль которого из них идти дальше. В лунном свете выступали причудливых очертаний скалы и камни, не запомнившиеся по пути сюда. Я стал подозревать, что в темноте опять сбился с дороги. Снова поворачивать назад? Угроза блуждать по теснинам ручьев в поисках выхода приводила меня в отчаяние.

Немного успокоил меня череп верблюда, смутно белевший в рассветных сумерках. Его мертвый оскал показался желанней дружеской улыбки. Этот приметный череп, бог знает как попавший сюда, я запомнил с вечера, когда спускался вниз по ручью.

Быстро светало. Когда я поднялся до верховьев ручья и выбрался на гребень, первые лучи солнца вырвались из-за дальних вершин.

И тотчас все кругом переменилось. Тени ночи быстро спускались в ущелья, засинело серое небо, склоны гор окрасились в лиловые, оранжевые, нежно-розовые тона. Впервые я видел, как на короткие минуты восхода исчезает дневная однотонность Памира, и горы предстают во всем великолепии цвета. Эти краски я узнал впоследствии на гималайских пейзажах Николая Рериха: художник ведал секретом утренней красоты гор.

Единственный раз я встретил рождение дня над крышей мира. Должен сознаться, что торжественность момента и холодное великолепие красок тогда меня не волновали. Глаза как бы фотографировали окружающее без участия сознания, «проявление» же этих кадров произошло позднее. В тот момент восход солнца означал для меня скорый конец жестокого утреннего мороза. Со светом прошли и ночные страхи – я узнал место, на котором очутился. Внизу еще спала в тени вчерашняя зеленая долина. Верховья двух похожих ущелий с текущими по их дну ручьями расходились по другую сторону гребня. Из одного из них я сейчас вышел. Другое поворачивало туда, где виднелись знакомые очертания вздымавшихся над Сарезом вершин и должен был находиться наш лагерь. Я перепутал их в сумерках.

Пока я размышлял, как идти дальше, произошло удивительное событие. Совсем близко на гребне возник крупный киик, возможно, из вчерашних знакомых. Солнце блестело на его ребристых рогах, высвечивало желтые глаза, клочья линной шерсти на боках. Он будто знал, что скрюченный от холода человек ему не опасен, и застыл в картинной позе. А через мгновение исчез, будто растаял. До сих пор не уверен, был ли козел в действительности или только причудился мне.

Начался последний, казавшийся бесконечным, спуск. Все вниз и вниз, ноги безостановочно перескакивали с камня на камень, упирались подошвами в крутой склон. Бедный Наль так сбил лапы, что пришлось нести его на руках. Вот уж показалась глубоко внизу зеленая гладь Сарезского озера, такого желанного после ночных скитаний. Вскоре я услышал выстрел, а затем встретил товарищей, которые в полном составе вышли на мои поиски.

Со времени моего ухода из лагеря прошло полтора суток. Почти столько же я проспал, отдыхая после похода, и еще день еле ходил, так болели от перенапряжения мышцы ног. Гораздо неприятнее было строгое разбирательство моего проступка. За нарушение дисциплины, пренебрежение техникой безопасности и срыв на день работы отряда мне грозило отчисление из экспедиции. И тут я почувствовал, что недавно желанный отъезд уже меня не прельщает. Уехать и не побывать больше в зеленой долине, этом открытом мною оазисе жизни? Не полюбоваться еще раз с гребня далекой панорамой гор, не добыть киика, не пройти до конца мрачное ущелье, в которое попал ночью? Нет, с этим я был решительно не согласен!