Потом вдруг Рома дёрнувшись, резко отмирает, стаскивает с плеч свой рюкзачок. Расстегнув его, он достаёт очень-очень аккуратно картонную коробочку, а уже из неё извлекает пластилиновый танк.

– Это тебе, – протягивает Нажинскому, который смотрит на всё это с таким видом, будто его это напрягает. Вопрос: зачем тогда припёрся? – Только у меня не хватило пластилина, чтобы пушку сделать. Но мы с мамой уже купили. Я хотел дома доделать, но тогда тебе придётся ждать.

– Что за бред вы несёте? – возмущённо говорю мужчине. – Кто шутит с детьми о таком?!

– Вот и посмотрим, бред или нет, – отвечает Нажинский, а потом обращается к Ромке, показывая пальцем на коробку с соком. – Ты уже допил сок?

– Да. Ты тоже хочешь пить?

– Нет, я выброшу твою коробку.

Рома отдаёт Нажинскому свою коробочку из-под сока, и я только тогда понимаю, зачем тому она понадобилась. Он выбрасывает коробку, а трубочку вытаскивает и кладёт в небольшой пакетик и в карман.

Тест ДНК.

– Не знаю, что вам нужно и зачем вы приехали, – говорю сердито, стараясь скрыть в голосе дрожь. – Но лучше уезжайте обратно.

– Я приехал за сыном.

– Даже если и так, мы никуда отсюда уезжать не хотим.

– А я не говорю о вас, – он выделяет последнее слово. – Тебе быть в комплекте вовсе необязательно.

И вот тут я чувствую, будто меня ударили. Вот так взяли и с размаху влепили затрещину.

– Знаете что, – говорю с дрожью в голосе от злости, – только посмейте. Вы к ребёнку отношения никакого не имеете.

– Тише, девочка. Тебя никто спрашивать не будет, как не спрашивала ты, – он даже не шелохнулся и не поднял голос, но его слова действуют на меня хуже, чем если бы он схватил меня за горло. – Вот выясню окончательно, имею или нет отношение к мальчику, тогда и разговор будет совсем другим.

Я хватаю Ромку, который чуть отошёл и собирал каштаны в траве, за руку и, не оглядываясь, быстрым шагом иду в подъезд. Знаю, что Нажинский за мной не гонится, но ощущение именно такое.

За мной гонятся его угрозы и обещания.

Поднявшись на лифте на свой этаж, я спешно захожу в квартиру и затаскиваю удивлённого Рому, захлопываю двери и запираю на все замки. Дыхание рвётся, в груди тяжело, а в ногах такая слабость, что кажется, будто они сейчас подкосятся.

– Мам, а папа почему на улице остался? Разве он не к нам приехал?

– Зайка, это не папа. Этот мужчина пошутил. Некоторые люди говорят глупости.

Ромка опадает буквально на глазах. Его взгляд тускнеет, а уголки губ непроизвольно тянутся вниз.

– Но он сказал…

Понимаю, что малыш зацепился за то, о чём думал последнее время. Но нельзя его зря обнадёживать. Я почему-то уверена, что ничего хорошего из идеи Нажинского не выйдет, кроме моральной травмы для моего ребёнка.

– Солнышко, видимо, мы не так его поняли, или он действительно пошутил.

– Я ему даже танк отдал…

– А танк мы новый сделаем, хорошо? Там пластилина хватит на целую дивизию.

Рома кивает, но я вижу, что взгляд его потухший. И мне от этого очень-очень больно.

А ещё мне страшно. Что если Нажинский действительно попытается отобрать у меня моего сына?

Ярослав

– Алёхин, а на хрен ты мне тогда нужен, если не можешь даже плёвую сделку закрыть, не скажешь?

– Ярослав Юрьевич, заказчик сомневается. Требует презентации техники.

– Так убеди его, мать твою! Сделай эту долбанную презентацию. Ты не знаешь как?

– Он хочет не на проекторе, а в поле. Чтобы убедиться, что наши буровые установки работают как надо.

– Он дебил? Или ты дебил, раз не можешь объяснить потенциальному заказчику, что это нецелесообразно? – тру пальцами глаза. Какого чёрта такие идиоты делают в моей кампании? Особенно в ведущих спецах. Его надо уволить вместе с эйчаром к чертям. – Эта сделка для нас особой ценности финансовой не имеет, но у нас кристальная репутация, понимаешь? Мы славимся тем, что облизываем даже мелочь, желающую у себя на даче пробурить скважину.