Куп открыл пачку с новыми батарейками, и Морти, зачерпнув целую кучу, максимально быстро утрамбовал их в задний отсек телевизора и закрыл крышку.
Доктор Лупински вскочил на щупальца. Кот наяривал по экрану дикие круги.
Из динамиков донеслось безумное мяуканье.
«Благодарю. Так гораздо лучше».
– Рад помочь, – отозвался Морти. – Что скажете? Еще что-то будем смотреть?
«Мне хватило. Из ценного тут только Хархуф, парочка погребальных атрибутов и сам саркофаг. Жаль, что нельзя и его забрать».
– О ящике Вулрич не говорил. Ему нужна только мумия, – напомнил Куп. – Чем меньше работы, тем лучше.
Кот припал на передние лапы и задрал голову.
«Я могу сам его нести».
– Он не влезет в фургон.
Морти склонил голову:
– Ну не знаю. Если кое-что сдвинуть…
– Не влезет, – отрезал Куп.
– Ты прав, – распрямился Морти. – Очевидно, не влезет.
«Я бы хотел поучаствовать в ограблении».
– Извините, док, мы как-нибудь сами. Вы тот еще умник, но мошенник ненастоящий. Понимаете?
«Да. Понимаю».
– Идем отсюда, – проворчал Морти. – Это место навевает на меня уныние.
– И на меня, – согласился Куп.
Остальные поддержали, и группа пошагала на выход, вот только в вестибюле Куп отделился.
– Куп! – зашипела Жизель. – Я тебя больше не прикрываю.
– Я только куплю снежный шар.
– Купишь? Не украдешь?
Он замер и, оглядевшись, достал деньги:
– Тут слишком убого для кражи. Встретимся у фургона.
Куп потратил двадцать семь долларов на снежный шар с фигуркой мумии внутри, которая напоминала не столько Хархуфа, сколько обернутую туалетной бумагой курицу на вертеле. Настроение лишь ухудшилось. Он подумывал выбросить фиговину в мусорку, но вместо этого расплатился за нее, а на выходе спер пачку жвачки. Морти и Жизель были правы. Обчистить эту свалку – их гражданский долг. Это как с полетом на Луну: там не нашлось ни аборигенов, ни озер с лунной водой, зато страна воспрянула духом. Ограбить музей, который словно сам напрашивался, – именно то, в чем они нуждались. В приятной ночке, когда нарушаешь закон и знаешь, что никто и ничто тебе не помешает.
Куп сунул снежный шар под мышку и сорвал обертку с жвачки. Быть может, в конце концов все сложится хорошо.
Фройлих наблюдал, как батарейки отскакивают от саркофага и медленно подкатываются к его левому ботинку. Он огляделся в поисках того, кто мог их уронить, но никого не увидел. Поднял.
«Бочонки. Таких сейчас и не найдешь».
Это было самое интересное происшествие за день.
Оглядевшись еще раз, Фройлих опустил добычу в карман. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь споткнулся и засудил музей, как раз когда выставка на пике успеха. Ну, может, «успех» – это громко сказано, но Хархуф собрал самую большую толпу за последние годы.
«Ни к чему нам тратить новостное время на судебные процессы, пусть лучше вещают об экспонатах».
Вот почему Фройлих так тщательно работал с руководством, чтобы замять случившееся с этим идиотом Гилбертом. К счастью, никто на погрузочной площадке не видел, как он упал в контейнер. И тело даже не успело окоченеть, когда Фройлих переместил его в огромный промышленный компактор вместе со свежим мусором. Мистер Клейн уже вручил ему немного «дискреционной налички» из-под полы, дабы решить проблему. Осталось только позвонить приятелю из транспортной компании, и к концу дня Гилберт окажется на свалке под тонной мусора. Беспокоило Фройлиха только одно…
Ладно, не одно. Он подул на сложенную лодочкой ладонь и принюхался. Охранники болтали, мол, от него несет растворимым кофе, и это замечание так и застряло в голове. Фройлих начал жевать мятную жвачку с ксилитом – должно было помочь, но разницы не ощущалось. Во рту все так же стоял запах застарелого кофейного фильтра из тихуанского борделя. Запах, знакомый Фройлиху, увы, не понаслышке.