– Четыре!

Нет, я не могу на это смотреть. Бросаю быстрый взгляд на толпу вокруг, и вдруг замечаю знакомые лица. Девицы, оказывается, ещё не ушли. А может быть, вернулись: стоят на самом краю площади и смотрят. Я встретилась взглядом с обеими. Сначала со злюкой, и она смотрела наполовину с разочарованием, хотя слёзы в моих глазах подняли ей настроение. Вторая… она прям замерла, встретившись со мной глазами.

– Пять!

Некромант всё ещё на ногах, и я слышу, как одобрительно шумят мужики где-то неподалёку: силён! Крепок…

– Останови! – прошу губами, зная, что не поймёт, не услышит, не поможет… В отчаянии стискиваю руки.

– Шесть!

Рыжая пробивается к помосту. Толпа расступается неохотно. Таким темпом некромант получит все десять плетей… Моих! И мне тошно от самой себя, позор позором, но я не должна была уступать ему своё наказание, пусть и не заслуженное…

– Семь!

Рыжая уже у края помоста, и старшина склоняется к ней. Они о чём-то негромко переговариваются, и толпа, словно проснувшись, начинает шуметь:

– Давай заканчивай! – крикнул мужской голос. – Не растягивай!

– Хватит уже! – отозвался с другой стороны женский.

– Достаточно ему! – поддержала её другая горожанка. – Слепому можно и меньше!

– Восьмой, давай уже восьмой! – выкрикнул какой-то мальчишка.

– Всё, – коротко объявил старшина, выпрямляясь. – Закончено. Расходитесь.

Толпа пошумела, но и в самом деле начала быстро разбредаться по своим делам, бросая любопытные взгляды на помост.

Тайру отдали его рубашку, как и сумку, но он одеваться не стал. Видимо, чтобы не пачкать кровью. Я шагнула к нему, поймала за руку, сжала. Слов не было. Некромант молча положил руку на моё плечо, и мы пошли. Краем глаза я заметила, что рыжая на меня смотрит, прямо глаз не сводит, но я во избежание не стала оборачиваться.

– Ревёшь, как девчонка, Айк! Соберись! – тихо обронил некромант.

Я старалась. Но да, хлюпала носом, и глаза на мокром месте, и губа прокушена, и следы ногтей на ладонях кровавыми полумесяцами…

– Тайр, – очень тихо сказала я, когда мы уже почти дошли до таверны. Он сжал моё плечо, то ли предупреждая, то ли уже отвечая на невысказанное, и я замолчала.

И однозначно для себя поняла, что не предам его. Вот пока он на моих глазах не совершит чего-то совсем уж страшного и отвратительного, не предам. Слишком много я теперь ему должна…

В таверне вокруг музыканта, который успел стать любимчиком, оказывается, тут же поднялась суета, но он отказался от всего, кроме тёплой кипячёной воды. А в комнате вручил мне какую-то баночку со смутно-знакомым запахом:

– Намажь. И ожог свой тоже намажь.

И я стала осторожно, очень бережно, как только могла, обрабатывать раны. И отчего-то не смогла не спросить:

– Зачем?

Нет, это ни в коем случае не упрёк. Скорее, это «чем я заслужила?». Неужели я чем-то заслужила? Или что я за это буду должна?..

– Захотелось, – не очень-то дружественно отозвался некромант, и винить его за это сложно. – А ты зачем вообще к ним полез, Айк?

Хорошо было бы ответить ему тем же «захотелось», но контекст совсем не тот. Он принял за меня наказание, а я его подставила, так что я, вздохнув, рассказала всё. Умолчала разве что только о том, что украшения показались мне злыми. Мало ли, вдруг это чувствуют только одарённые…

Раны затягивались прямо на глазах, я даже, не веря глазам своим, дотронулась легонько пальцем до вновь появившейся кожи… погладила. Видимо, кожа была очень чувствительной, потому что некромант, до этого бестрепетно выдержавший всё, теперь вздрогнул.

– Откуда у вас такое волшебное заживляющее зелье? – спросила шёпотом, вспоминая исчезновение своих царапин. Как же я объясню своё нежелание снимать повязку, если заживление происходит так быстро?