Каждую ночь, отправляясь спать, люди были насквозь пропитаны по́том агонии. Их тела, как уголь, медленно тлели изнутри. Они горели без огня долго и медленно, до самого утра. В самый жаркий час суток он пил холодное пиво, а она ела огурцы. Когда включали желтый радиоприемник, похожий на коробку, всегда шла трансляция прогноза погоды. Диктор зачитывал текст очень медленно, безэмоционально произнося слово за словом. «В полдень. Температура. Достигнет. Тридцати. Градусов. Цельсия. Штиль. Тени. Нет. Опасность. Ожогов. Тридцать. Градусов. Цельсия. Штиль. Тени. Нет. В полдень. В городе. Возможны. Миражи. Возможно. Плавление. Асфальта. И. Автомобильных. Шин. Штиль. Безоблачно. Возможны. Ожоги. Слизистой. Оболочки. Небо. И. Атмосфера. Бесцветные…»

На подоконнике с солнечной стороны дома стояла свеча: она расплавилась еще до того, как ее фитиля коснулось пламя. Тело ее сиротливо сгорбилось, воск местами растекся по подоконнику. Очертания свечи походили на неизбежный конец странной и запутанной любовной истории. Прежде чем тропическая жара закончилась, от людей оставался лишь пепел, а их души превращались в размытых серых призраков.

Отпуск подошел к концу, Аями вернулась на работу, где директор театра спросил, как она провела время, а она ответила, что все прошло отлично. Они будто встретились впервые, два незнакомца, никогда прежде ничего не знавшие друг о друге.

Девушка рассказывала, что во время отпуска по обыкновению навестила свою богатую тетушку, которая жила одна в далекой тропической стране, куда нужно лететь шесть часов на самолете. Жила она в доме из песчаника золотистого цвета с бассейном на заднем дворе. Рано утром Аями выходила поплавать в бассейне, где вся поверхность воды кишела многоножками, водомерками и даже змейками, а рядом плавали неизведанные бесформенные осколки черной ночи и обрывки сновидений, но ей и в голову не приходило избавляться от насекомых и от прочего. Она попросту погружалась в воду, как в глубокий сон, и плыла. Вода была прохладной, но становилась теплее ближе к центру бассейна. В сезон отпусков тетушка одну комнату сдавала постояльцам; всю работу по дому выполняла малазийка по имени Мими, ведь тетушке было уже за восемьдесят! Когда Аями была в настроении, она всегда помогала Мими заправлять постели и прибираться в комнатах, но в основном девушка сидела без дела, убивая время. Она гуляла босиком по пляжу из крупного серого вулканического песка, покупала себе кексы и кофе в «Макдоналдсе» в центре города, а вечером шла в бар на веранде при отеле, чтобы выпить коктейль. На этом рассказ оканчивался.

«Богатая у вас тетушка! – с детским восторгом воскликнул директор театра. – Такая есть в каждой семье. Была и у меня когда-то. Но тетка моя была не просто богатой, а еще и устрашающе строгой. У нее в доме было целых три рояля, но мы к ним и прикоснуться боялись, а по дому ходили только на цыпочках. Она ненавидела лишний шум, в том числе и музыку. Давно уже умерла».

Вернувшись из отпуска в прошлом году, Аями показала директору театра фотографию, сделанную в городе, где провела отпуск. На фотографии Аями стояла на улице в ханбоке из белого хлопка без каких-либо узоров и украшений. Ее густые иссиня-черные волосы были завязаны в тугой пучок, из-под подола юбки выглядывали сандалии из перекрученной конопляной ткани, надетые на босую ногу. По какой-то причине в центре фотографии была не девушка, а фасад здания с огромными барельефами, поэтому ее силуэт получился настолько расплывчатым, что никто никогда бы не подумал, что на фотографии она, если бы ему не сказали об этом.