Чуть позже. Аналогичная небольшая камера по соседству с камерой Джереми.

– Здравствуй, пап! – знакомый голос, словно молнией, поразил слух, заставив вздрогнуть всем телом дона Фабио, до этого безучастно смотрящего в большое панорамное окно на соседние пирамиды «города». Дон Фабио не помнил, как перебрался из тесной капсулы в это помещение, как уселся в кресло рядом с окном. Но силуэт красивой девушки на пороге камеры с до боли знакомыми чертами не заставил его угасающий разум «наполниться» давно позабытыми чувствами. Напротив, он лишь усомнился в реальности происходящего.

– Нет! Уходи! Тебя нет! Это всё происки корпорации роботов! – прокричал пожилой мужчина, отмахнувшись ослабевшей рукой, словно от ночного кошмара, от подходящей к нему улыбающейся Марии, одновременно предпринимая тщетную попытку приподняться из кресла.

– Пап, я жива! Я жива благодаря корпорации роботов, которой удалось вернуть меня с того света! И не только меня! – Мария остановилась в паре шагов от дона Фабио и, полуобернувшись, посмотрела на Лукаса, давая ему возможность тоже показать себя отцу.

– Здравствуйте! Мы действительно живы и здоровы, и у нас всё хорошо! – сказал Лукас, широко улыбаясь, и, последовав примеру спутницы, остановился рядом с нею.

– Мы пришли тебя навестить, как только получили соответствующее разрешение, – снова отозвалась Мария. – Смотри, у меня больше нет отклонений, меня полностью излечили! – она покрутилась на месте, показывая отцу своё стройное тело без любых напоминаний о врождённом сколиозе. – Пап, ты не представляешь, как мы с Лукасом счастливы и свободны в новом мире! Перед нами открыты бескрайние возможности творить. Это так ценно! – Мария искренне и восхищённо делилась с отцом эмоциями о своей жизни «простой горожанки».

Она приблизилась к отцу и коснулась его руки, и – о чудо! – пелена тумана, в котором пребывал его разум последнее время, неожиданно отступила.

– Мария! Лукас! – шептал он, глядя на молодых людей и дрожащими руками ощущая тепло кисти руки дочери. – Как же это возможно?! Ведь я… – он запнулся, силясь подобрать слова к всплывшему в его памяти воспоминанию о страшном дне убийства собственной дочери и Лукаса. – Я оставил и предал вас, сбежав и бросив умирать одних, – впервые в жизни дон Фабио тихо, почти шёпотом говорил такие слова, слова раскаяния.

– Прошлого, в отличие от будущего, не изменить, но у меня, у Лукаса есть настоящее, которым мы богаты и в котором счастливы! – нежно произнесла Мария. – Я очень хочу, чтобы ты жил с нами, пап. Видел, как растут наши дети – твои внуки, делил вместе с нами радости и заботы. – Она присела рядом с отцом и обняла его, а дон Фабио тихо прошептал: «Внуки!»

Лави, следуя указаниям дочери – чёткой инструкции, звучащей в её голове, дошла до очередной сферы отеля, оказавшейся укромным местом, в котором её уже ожидала физическая оболочка повзрослевшей Ливи.

– Я не успеваю насладиться твоим взрослением, доченька. Для тебя время мчится слишком стремительно! – немного расстроенно заметила Лави.

– Сейчас мне восемнадцать по земным законам физиологии, – пояснила Ливи, приблизившись к маме и нежно обняв её. Та чуть отстранилась, с любовью беглым взглядом рассматривая лицо дочери. – Время не является величиной постоянной, мам, оно может сжиматься и растягиваться, словно пружина. А что касается моего быстрого взросления, мне предстоит длительное и с большей долей вероятности малоприятное путешествие именно в таком возрастном обличии, – Ливи, закончив говорить, заглянула во вмиг ставшие беспокойными глаза мамы. – Я буду осторожна, обещаю тебе!