– Понимаешь, мы уже виделись с ней однажды, очень давно, просто в первую нашу встречу я не сразу ее узнала.

– Ты видела ее рядом с папой? – Мне даже не нужен был ответ, хватило и того, что маму буквально передернула от моего вопроса.

– Да. Она приходила к нам ругаться в тот вечер, когда Стас объявил мне о своем решении уйти.

Несколько минут в комнате царила тишина, которую нарушила сама сумасшедшая. Тихонько простонав, она перевернулась на живот, отчего по ее руке пробежала струйка крови. Тихонько выругавшись, я кинулась ее раздевать. Что бы она не сделала в прошлом, нельзя позволить ей умереть в моей квартире, я потом с полицией задолбаюсь объясняться. Да и вообще. Не по-человечески это как-то.

– Грей воду.

Несколько секунд молча понаблюдав за моими действиями, мама все-таки не смогла остаться в стороне и теперь взяла дело в свои руки. Вдвоем мы быстро раздели старуху, чтобы тут же выругаться в унисон. В спине сумасшедшей зияла огромная рваная рана.

– Вроде бы внутренние органы целы, но точно сказать не могу, я же не рентген. – Тяжело вздохнула мама. – По идее ее бы в больницу надо.

– Думаешь там с ней кто-то возиться станет?

– Нет, конечно. – Тяжело вздохнув, мама в упор посмотрела на меня. – Во что же ты влипла на этот раз?

– Понятия не имею.

Почти честно призналась я, умолчав о бредовом предложении Боровского. Ну нельзя же всерьез относиться к тому, что он мне сказал? Дар? Артефакты? Это же бред. И показательное вывязывание шарфика ничего не меняет, я в это не верю!!!

– Ладно, попробуем зашить. – Тихо проговорила мама, задумчиво глядя на меня. – Вот только… у меня нет наркоза. Так что может быть это к лучшему, что она без сознания. Придержи ее за плечи, а я попробую обработать и зашить рану.

Едва мама прикоснулась к коже старухи, последнюю скорежило так, что стало жутковато. Сейчас она больше всего была похожа на гуттаперчевую девушку, по крайней мере у обычных людей такой гибкости я не наблюдала. Причем в сознание сумасшедшая так и не приходила. Это создало дополнительные трудности, с которыми нам с трудом удалось справиться. Правда зашивать рану пришлось мне, даже малейшее мамино прикосновение приводило мышцы старухи в движение. Я же… Ну не дается мне шитье, ну никак. Короче шов получился весьма своеобразным. Однако регенерация сумасшедшей больше чем поражала, стоило мне закончить, как она открыла глаза.

Поговорить с сумасшедшей сразу же после ее пробуждения не получилось. Причина в моей дурацкой слабости, что налетает незаметно и лишает меня сознания. Потом еще и ощущения такие, словно меня пропустили через центрифугу. А ведь как все хорошо начиналось. Старуха открыла глаза, мама дала ей попить и мы уже были готовы к диалогу, но… На это все, дальше ничего не помню, очнулась уже когда за окном зажглись фонари. На диване никого не было, лишь с кухни слышался приглушенный разговор. Прислушавшись, поняла, что так ничего не разобрать, пришлось подниматься на ноги и по стеночке шуровать на кухню. Двигалась я довольно тихо, поэтому не удивилась, когда услышала фразу:

– Вы не понимаете, она ничего не хочет слышать! Это уже не работа, панацея какая-то!

– Боюсь, ваша дочь понимает намного больше, чем вы. Она не больна.

– Ну вы же сами видели! Ей стало плохо.

– Она еще просто в самом начале своего пути.

– Какого пути? – Устав подслушивать, я буквально ввалилась в кухню. – Только не говорите, что у меня есть дар.

– Не буду. Ты сказала это сама. – Спокойно пожав плечами, старуха пододвинула мне стакан с чаем.

Выглядела она очень даже ничего, так и не скажешь, что всего пару часов назад мне пришлось зашивать огромную рану на ее спине. Глаза ясные, живые без тени лихорадочного блеска, руки не трясутся, да и голос вполне здоровый. Так что все с ней нормально, думаю, я сейчас выгляжу в разы хуже.