– Слушаю.

– Макарова, ты где? – требовательный голос начальника мгновенно развеял остатки сна. – Уже начало десятого, а тебя всё нет. Выговор захотела?

– Нет, – сглотнув, ответила я, пытаясь сообразить, почему в субботний день мне звонит этот трудоголик.

– Выходные, судя по голосу, стороной не прошли, – ехидная усмешка, прорвалась сквозь тишину эфира, – ладно, даю отгул, поскольку, зная тебя, понятно: случилось что-то действительно серьёзное и крайне значимое, если ты в таком состоянии с утра пораньше. Но завтра чтобы была как штык, бодрая и свежая, с подробным докладом о том, чем занималась в последние дни. А то я же лопну от любопытства…

В этом был весь наш начальник. Эдуарт Валерьевич, из-за отсутствия личной жизни, очень интересовался жизнью своих подчинённых. До встречи с ним я не думала, что есть мужчины, которые любят сплетни больше, чем старушки на лавочке у подъезда. Оказывается, есть. Но эта его особенность не делала Эдуарда менее требовательным к своим сотрудникам. Он уходил последним с работы сам и ожидал неукоснительного выполнения производственного плана от других. Так что пахать мне завтра до полуночи, чтобы этот самый план нагнать. Отгул показателем послабления в нашем деле не является.

Кстати, а что, собственно, случилось? Почему я не помню, как прошли выходные? И где вообще я нахожусь?

Взгляд бездумно перемещался по чьей-то кухне, пока не остановился на картине с искажёнными лицами.

– Анна Павловна, – воскликнула я, вскакивая на ноги, но тут же со стоном снова падая на стул, а из туманной дымки воспоминаний выныривали всё новые и новые подробности произошедшего в этой квартире.

– Не кричи, – раздался с соседнего стула хриплый мужской голос, принадлежавший, при детальном рассмотрении, весьма помятому Анджею, на лице которого запечатлелся узор от рельефной клеёнки, расстеленной на столе, – голова раскалывается.

– Пить меньше надо, – скривилась я, но тут же себя одёрнула, поскольку находилась в таком же состоянии, как и он, а может, и ещё худшем.

– Так я же только чай, – насупился мужчина.

– Вот именно, что чай, – проворчала, поморщившись от усиливающейся головной боли, ожидая появления хозяйки, но Анна Павловна своим присутствием нас радовать не торопилась. – Зашли в гости, называется. Надеюсь, ничего противозаконного мы здесь не натворили? И что, интересно, она добавила в чай? Отчего вместо воспоминаний в голове одна каша, приправленная головной болью?

– Последнее, что я помню, это разговор про временную ловушку, – подумав, выдал мужчина.

– Я помню немного больше, – потёрла переносицу, пытаясь придать ясности мыслям. – О сокровищах и счастливой жизни с каким-то красавчиком, но общая картина произошедшего от этого чётче не становится.

Не знаю, сколько бы мы так перебирали в памяти события прошлых дней и строили предположения, если бы в углу на шкафу с раздражением не ухнула белая сова, взявшаяся неизвестно откуда. Вчера её здесь точно не было. Правда, в другие комнаты я не заглядывала и утверждать, наверняка, не берусь.

Ох, и страху я натерпелась, когда, нахохлившись и расправив крылья, та спикировала мне прямо в лицо. Но зато, отклоняясь с траектории полёта, я заметила на полу белый лист, свёрнутый пополам, который, похоже, упал со стола, а рядом с ним стоял тот самый рюкзак с сокровищами, который, по словам старушки, когда-то прибыл вместе со мной в этот мир.

Так-с, часть воспоминаний получили своё подтверждение, осталось разобраться, куда делась хозяйка, и можно уносить ноги. Разворачивая лист бумаги, под одобряющий клёкот совы, я очень надеялась, что это записка от Анны Павловны. И не ошиблась. Вот только содержание сообщало вовсе не о том, что старушка ушла в булочную.