Ни один из последующих руководителей так и не вышел на подобный уровень до сих пор…

Трудные строки

Разумеется, в тот напряженный период и тени робкой мысли не могло появиться или оформиться, что когда-то задумаюсь поведать кому бы то ни было некий, очень чувствительный в личном плане аспект. Однако какая-то туманная недосказанность всегда гнездилась в глубинах подсознания, беспокоило всплывающее время от времени ощущение незавершенности.

Поэтому, наверное, теперь попытаюсь впервые затронуть закрытое, рассказать о «неприкасаемом». К тому же, мой нынешний возраст уже таков, что надо бы подвести кое-какие итоги прежних деяний, сорри за своеобразное чувство юмора.

Естественно, в первые дни после первого выборного собрания (если его, впрочем, так вообще возможно было назвать) никто даже из близкого моего тогдашнего окружения не мог догадаться об истинных мотивах, почему я вообще решился на такую авантюру. Клуб-то был в настолько глубоком упадке, что взяться за его штурвал мог пожелать лишь истинный камикадзе.

Примерно через год, когда изменения в деятельности стали уже заметны и постепенно становились бодрящими, в помещении клуба стали проводиться регулярные встречи, в том числе и в формате дискотек. Праздновались и дни рождения…

Как раз во время разрезания очередного торта я, по своему обыкновению, сидел на заднем плане у стенки. Рядом оказалась Светлана Нурджанова. Слово за слово, и в задушевной скоротечной беседе она почему-то затронула и тему выборов, хотя царившая вокруг праздничная обстановка не располагала к такому повороту. Другие детали того дружеского разговора забылись за давностью лет, но одна ее фраза подчеркнула доминирующее среди членов клуба мнение о возможной причине выдвижения именно моей кандидатуры на руководящую должность. Дело ведь было совсем не в том, что у меня «местная» фамилия (напомню, девяностые годы прошли под эгидой парадов национальных суверенитетов во всех бывших республиках с вытекающими отсюда последствиями для обычных людей). В клубе были ведь еще Чарыев и Оразов, и сама Нурджанова.

Какая причина?

Она прямо сказала: «мы думали, что ты будешь марионеткой Азата».

Тогда я отшутился, хмыкнув: «он сам так думал. Ошибся!»

Повторюсь, никто и никогда не догадался бы об реальных корнях такого решения. Истинный мотив заключался в том, что в тот период я испытывал глубочайшую депрессию после тяжело давшегося развода и последующей невозможности видеться с первенцем. Как тогда образно выразился Антон, видя мое постоянно сумрачное настроение: «на твоем месте я бы давно спился».

Более того, также хотелось бы подчеркнуть, что из-за перекрученных нервов в те месяцы я всерьез находился на грани самоубийства. Пришлось ведь даже срочно чуть ли по очень неприятной статье (иначе не подписали бы приказ) увольняться с армейской службы – в то время я делал успешную воинскую карьеру, и «наверх» уже ушло представление о присвоении очередного офицерского звания. То есть, у меня был в прямом смысле этого слова ежедневный свободный доступ к огнестрельному оружию, чем многократно увеличивался риск не удержаться на той самой грани.

Нагоняю мрачные краски? Если бы…

Ведь суицидальный синдром является наследственной проблемой в моем роду, к описываемому периоду насчитывавшему немалый ряд жертв из-за этого психологического недуга.

Поэтому, чтобы попытаться переключить невеселые думы и постоянно быть в гуще народа и в потоке событий, и взялся за руководство настолько безнадежным проектом. Так с-кать, выбить клин клином…

Ну и где тут, вопреки всем мнениям и ожиданиям тех, кто в прямом и в переносном смысле слова вроде бы находился рядом, мое «всего лишь стремление к диктаторству» и желание «быть впереди планеты всей», из-за которого и вызвался «быть груздем»?