Двадцать первого мая она, как и всегда, встала в пять утра, чтобы успеть распределить постельное белье между комнатами. Стиральных машин, естественно не было, как и не было у многих постояльцев собственного имущества. Павла Степановна мудро распределяла между всеми остатки былой роскоши общежития, таким образом, что в запасе еще оставалось три-четыре комплекта чистых пододеяльников и простынь. Так, на всякий случай.

В семь пятнадцать она услышала стук в дверь. На пороге перед ней стоял Сибитов и хрупкая девушка, все чумазая и побитая.

– Павла Степановна! – почти криком раздался голос моторщика, – вам поручение от меня – дайте этой беглянке чистую одежду и сопроводите ее в душ.

– Тю, Алеша, та на кой так кричать! У меня же девки, все спят еще! – по-домашнему пожурила хозяйка. Все боялись Сибитова, но только не она. Этой женщине, с двумя памятниками родителям в подвале, нечего было бояться. – Ты б пришел, попросил – я б шо, отказала?

– Павла Степановна, это приказ.

– Да шо ты! Приказ! Ты своим солдатам приказывай, Павле Степановне – не надо. Павлу Степановну попросить можно, – продолжала журить она. – А ты кто будешь? Русская, белоруска?

– Павла Степановна, я бы попросил! Не разговаривайте с ней. Ваша задача – помыть и одеть.

– Слушаюсь, господин хороший! – иронична произнесла она. – Шо ты, дите совсем запугал. Ну, ходь сюды, красавица. Молчать вместе будем.

Сибитов отпустил руку беглянки. Она, впервые почувствовав себя в безопасности, сделав несколько шагов в сторону к незнакомой ей женщине.

– Тю! Да не бойся ты, дурная. Алеш, во сколько ее к тебе привести? – улыбаясь спросила Павла Степановна.

– Я тут побуду.

– А! Ну хочешь быть – будь. Так, милая, снимай мастерку, я своё тоже сейчас стирать буду. – игриво начала стягивать с себя льняную рубашку еврейка. Она же, просто стояла рядом и смотрела на Сибитова.

– Вам часу хватит? – спросил тот, начав смущенно отворачивать глаза.

– Часу? Тю! Алеш, ты давай иди там к своим, у вас есть чем заниматься. А я тебе ее приведу, как смогу, – опуская вниз полы рубашки сказала Павла Степановна. – Иди, иди.

– Даю вам два часа – прошипел моторщик, и, вышел из комнаты.

Она осталась в комнате с незнакомой ей седоволосой женщиной. Оглянувшись по сторонам, она заметила, что в каждом углу стоят иконы, а стол, не по-военному заслан скатертью, на которой, лежат цветы каштана.

– И кто ж ты такая, милая? – спросила Павла Степановна

– Я не знаю…

– Ты мне можешь все говорить. Павла Степановна не обидит. Павла Степановна уже столько беглянок спасла, что ей некогда в политику их вникать.

– Я честно не знаю…

– Так… Ну не хочешь говорить – не надо. Ты смотри. Сейчас я тебя в душ отведу. Он общий, но наши барышни пока спят, а командир уже помылся. Так что – иди смело. Там только холодная вода – сама понимаешь. Если кто войдет – говори смело «я от Павлы Степановны». А я пока по нашим пройдусь, тебе что-нибудь одеться нового принесу. Свои вещи в душе постираешь. Мыло сейчас выдам.

– Спасибо вам.

– Тю! Та не за что. Кто знает, Земля – круглая. Все помогать должны! Вот – мыло. Пошли за мной.

Павла Степановна взяла за ее руку. Теплая и влажная ладонь женщины, для нее показалась такой знакомой и родной. Они пошли по длинному коридору, ведущему к душевой.

– А, ты, я смотрю замужем? – спросила хозяйка.

– Я не знаю… – взглянув на кольцо ответила она. Странно, еще вчера она видела его, но за этот короткий промежуток времени совсем забыла. Ведь кто-то там, скрытый в глубинах памяти, ищет ее. Наверное, есть муж, родители, дети… Но где они и кто они – она не знала.