– Нет, стой! – выкрикнул Андрей, не помня себя от волнения и азарта. Он вскочил. Револьвер в правой руке дрожал. – Если ты уйдешь сейчас, то испытаешь сильнейшую боль, а то и вовсе погибнешь!

Существо никак не отреагировало. Оно чуть наклонилось и прыгнуло, точно пловец, намеривающийся стрелой войти воду. Леска натянулась, и существо с грохотом упало на причал. Нижняя половина тела свесилась. Существо яростно зашипело, извернулось, вскочило на ноги и потянуло леску на себя.

Заслышались тоненькие хлопки, означавшие, что леска лопалась.

– Не дайте ему уйти! – проорал Андрей. – Мне нужен этот мозг!

Тит до последнего не верил, что из этой безумной затеи что-то получится, но на всякий случай заготовил плотные перчатки, которые взял у Моны в оранжерее. И вот сейчас, торопливо пропихивая пальцы в положенные им места, он вдруг понял, что это бесполезно. Какой смысл держать леску, если она всё равно порвется?

Потом Тит вспомнил, что они использовали леску от разных производителей. Некоторая запросто выдерживала разрыв в двести килограммов. В двести! Паромник иногда привозил по просьбе Опарину катушки самой прочной, но она обычно лежала без дела. Вплоть до сегодняшнего дня.

– Какая? – визгливо спросил Тит. – Какая, господи, леска самая прочная?!

– Эта! – Мона нетерпеливо указывала на ближайшую опору причала. – Андрей, только не стреляй! Оно уснет! Подожди!

– Могут прийти другие! Мы не знаем, как они общаются между собой!

Выстрелы прозвучали как гром небесный.

Спину существа разворотило сразу в двух местах – левее поясницы и в области правой лопатки. Один спинной плавник отлетел, точно планировавшая по воздуху дощечка. Брызнула кровь. Вполне человеческая. Может, чуть голубоватая или фиолетовая.

Существо пронзительно вскрикнуло, и Андрей выстрелил еще раз.

На этот раз тварь молчала. Она обмякла, скрючилась и свалилась с причала. Опять защелкала леска.

Смутно подозревая, что лопнувшая леска может рассечь не только перчатки, но и ладонь до кости, Тит вцепился в нить. Его стойкость ничего не значила в сравнении с опорой причала, но ему было по силам сократить длину лески. Как подозревал Тит, тварь в воде была куда опаснее, чем на суше, поэтому он начал изо всех сил перебирать руками.

Не опуская револьвера, Андрей ступил на причал. Перешагнул натянутые струны и вытянул шею. Существо висело с наполовину вывернутой челюстью. Нижняя половина туловища находилась в воде, полоща там ноги, но не пыталась воспользоваться близостью родной стихии. Грудь существа рывками вздымалась и опадала, словно воздух без воды казался ему излишне зернистым.

– Всё, Тит, угомонись. Оно либо спит, либо без сознания.

– Слава богу! – Тит, обливаясь потом, выпустил леску из рук. Шлепнулся на задницу.

– Да, слава главному инженеру, – отстраненно пробормотал Андрей. – Что тут сказать? Биоритм утраченной любви сделал свое дело. И голод тоже.

Мона вскинула подбородок, хотя ее всю и трясло от ужаса. Она подобрала оброненную Титом чашку.

– Андрей, прошу, не упоминай Приму. Хотя бы сегодня, мой дорогой.

Андрей повернулся к ошалевшему Титу:

– Женский мозг консервативен, да? Чего замер, Тит? Нам опять понадобятся наши болотные смокинги. Боюсь, эту тушу на причал уже не закинуть – будем волочь по воде. А, и захвати, будь добр, еще одну пару перчаток.

На доски причала упали первые капли дождя.

Бэйдоу продолжал нести небесную вахту. Его линза улавливала даже микроскопические изменения, происходившие внизу. Так и богам кажутся ничтожными муравейники, в которых муравьи спят в улочках под неоновыми вывесками или разъезжают на машинах с красно-синими огнями. Бэйдоу не ощущал себя ни богом, ни муравьем. Ни даже наблюдателем, коим он, бесспорно, и являлся.