– Ты не должен стоять перед микроволновкой, – сказала я Даниэлю, который не обратил внимания на мои слова. – Не то получишь опухоль мозга.

– Это факт? – спросил он.

– А ты хочешь выяснить?

Даниэль внимательно посмотрел на мою руку, все еще протянутую к Крек, – руку, которую словно парализовало.

– При таком неврозе ты найдешь любовь только в телефильме.

– Может быть, зато я буду без опухоли мозга. Разве ты не хочешь быть без опухоли мозга, Даниэль?

Он сунул руку в шкаф и вытащил зерновой батончик.

– Вот, – сказал он, швырнув шоколадку мне, но в последнее время я до полудня была просто ни на что не годной.

Батончик со стуком упал на стол рядом со мной. Крек торопливо засеменила прочь, и я потеряла ее из виду. Даниэль схватил ключи и не спеша направился к передней двери. Я последовала за ним на слепящий солнечный свет, так и не позавтракав.

– Ну же, – с деланой жизнерадостностью сказал он, огибая ящериц, шнырявших по выложенной плитками дорожке нашего нового дома. – Не говори, что тебя не восторгает мысль о предстоящем первом дне в школе… Очередной.

– Интересно, в Лорелтоне сейчас идет снег?

– Наверное.

Я обожгла руку, взявшись за ручку дверцы «Хонды» Даниэля. Как раз когда я подумала, что жарче просто не может быть, я очутилась в машине и поняла, что ошибалась. Я подавилась раскаленным воздухом и, брызгая слюной, жестом попросила Даниэля опустить окно. Он включил на полную мощность кондиционер.

Мы переехали во Флориду всего месяц назад, но я бы не узнала свою старую жизнь, даже если бы ее поставили передо мной для опознания. Я ненавидела Флориду.

– Знаешь, мама собиралась сегодня сама отвезти тебя в школу.

Я застонала. Я не хотела играть нынче утром в пациента. Вообще-то я не хотела играть в него в любое утро. Я подумывала, не купить ли маме вязальные спицы или набор акварели. Ей требовалось хобби, которое не заключалось бы в том, чтобы висеть у меня над душой.

– Спасибо, что вместо этого меня везешь ты. – Я встретилась глазами с Даниэлем. – Правда, спасибо.

– Да без вопросов, – ответил он, сверкнув дурацкой улыбкой.

Потом он свернул на межштатную автомагистраль[9], вклинился в плотный поток. Брат провел значительную часть пути, стукаясь лбом о рулевое колесо. Мы опоздали, так что школьная парковка была уже переполнена и среди роскошных блестящих машин не видно было ни единого ученика.

Я потянулась назад, за аккуратным и чистым рюкзаком Даниэля, который с достоинством занимал место на заднем сиденье, как пассажир. Схватив его, я ринулась вон из машины. Мы приблизились к изукрашенным искусными завитками железным воротам Академии наук и искусств Кройден, нашей новой школы. Ворота украшало гигантское навершие – щит в центре с широкой полосой, которая тянулась справа налево от вершины до основания. Венчал композицию рыцарский шлем, а слева и справа красовались два льва. Школа казалась не на своем месте среди захудалых окрестностей.

– Итак, чего я тебе еще не сказал, так это что днем тебя заберет мама, – проговорил Даниэль.

– Предатель, – пробормотала я.

– Знаю. Но мне нужно встретиться с одним из школьных консультантов насчет подачи заявлений в колледжи, а консультант сегодня свободна только после занятий.

– А какой смысл в этой встрече? Ты же знаешь, что поступишь куда угодно.

– Еще не факт.

Я прищурила на Даниэля один глаз.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Я смотрю на тебя подозрительно.

Я продолжала щуриться.

– Вообще-то у тебя такой вид, будто тебя хватил удар. Как бы то ни было, мама будет ждать вон там. – Брат показал на глухой переулок с другой стороны кампуса. – Постарайся вести себя хорошо.