– Как решим вопрос с твоей учебой?

– Ну… Я же продолжу учиться? – мямлю, будто у меня уже своего мнения нет. Сама на себя злюсь. Поэтому, прежде чем Тихомиров успевает отреагировать, добавляю: – Сейчас весь мир юзает дистанционку. Я могу рисовать в любой части света. Оформлю нужные документы, и вуаля.

Улыбаюсь, но Миша и тут меня не поддерживает. Скользнув взглядом по моим плечам, возвращается к лицу и фокусируется на глазах.

– Не заскучаешь?

Мне кажется, что под таким давлением я физически не способна разорвать этот контакт.

– Почему я должна заскучать? Я же буду тренироваться, рисовать… И наслаждаться твоими победами. Это все, что я люблю.

Тихомиров прищуривается, и я вдруг думаю, что в чем-то проигрываю ему. Сама не знаю, в чем… Мысль мелькает и ускользает. Я пытаюсь дальше улыбаться, но дыхания не хватает.

– Родители, Мира, друзья – все останутся здесь.

– Я это понимаю, Миша, – заверяю чуточку резче, чем следует. Эмоции выстреливают, в какой-то момент не способна с ними совладать. – Не понимаю только, чего именно ты ждешь?

Вцепляюсь в него взглядом так же, как и он в меня. Кто-то другой непременно, хотя бы на пару секунд, разорвал бы этот контакт. Кто-то, но не Непобедимый. Одним лишь взглядом он четко дает понять, кто в нашем союзе будет главным. Меня это не пугает. А почему-то заставляет трепетать. Выдерживая «лицо», торможу дыхание. Но где там! Тщетно. От Миши Тихомирова я ничего не могу скрыть.

Грудь резко вздымается на вдохе и так резко опадет на выдохе, что я буквально чувствую, как критически съезжает топ. Опустив взгляд, смущенно его подхватываю. Миша даже в этот момент не отводит взгляд. Смотрит непрерывно, не давая мне продохнуть свободно. В один миг его глаза становятся мутными, будто пьяными. При свете дня эту клубящуюся темноту особенно отчетливо видно. И если вчера меня от него периодически било током, то сегодня этот процесс кажется бесперебойным.

– Я свою позицию четко и открыто выразил, – приглушенный и сипловатый голос Тихомирова ложится на мою стянутую дрожью кожу, как патока. После озноба сразу же жарко становится. – Мне нужна жена. И я хочу, чтобы ею стала ты.

Не сразу понимаю, что в этой фразе меня настораживает. Инстинктивно за что-то цепляюсь, но не могу раскрутить.

– Ты сказал, что есть еще что-то важное с твоей стороны… – взволнованно шепчу я. – Что? Что ты собирался мне сказать?

Официант приносит мое мороженое и кофе для Миши, но, похоже, ни ему, ни мне до этого нет дела. Держим напряженный контакт, пока обслуга не удаляется.

– Год назад я получил серьезную травму, – говорит Непобедимый, как только мы остаемся одни.

– Я помню, – участливо киваю.

Как не помнить? Узнав, что Тихомирова после боя готовят к операции, чуть с ума не сошла. Отказывалась улетать в Москву. Даже истерику успела устроить, потому что меня в больницу к нему не сразу пустили. Лишь на второй день удалось прорваться, когда Мишу перевели из реанимации в палату.

– Не все знаешь. Никто не знает.

– Что это значит? – грудь разбивает тревога, и голос выдает меня.

– Вы все улетели, я еще месяц в клинике провалялся.

– Да… – неуверенно тяну я.

– Черт меня дернул подписаться на полное обследование.

– С тобой что-то не так? Что-то серьезное? – выдыхаю со слезами на глазах. Не понимаю, к чему он ведет. Заранее колотить начинает. – Ты болен?

– Нет, принцесса. Здоров, как бык.

– Тогда что?

Тихомиров замирает. Долго пытает меня взглядом.

– Миша… – тороплю дрожащим голосом.

– Одно исследование показало хреновый результат, – грубо выдает. Так редко ругается... По крайней мере, при мне. А тут вдруг загоняет и, кажется, даже не замечает, потому что не извиняется. – Анализ эякулята. По нескольким пунктам значительно ниже нормативного значения.