Теперь этого мужчину совсем не раздражает его сын. Теперь он его любит.

Я помню, как мой брат Артем говорил: «Я с радостью хочу помочь нашему отцу, но отец постоянно обижает нас. Он постоянно раздражается на нас, и злиться на нас! Он постоянно обижает меня. Он постоянно смотрит на меня каким-то злым взглядом. Наш отец какой то злой человек!»

Артем всегда говорил о том, что отец обижает не его, а нас, так как не хотел даже и думать о том, что отец обижает только его, а не нас обоих. Говоря о том, что отец обижает «нас», Артем чувствовал себя менее одиноким.

Я помню, как однажды Артем с отцом строили забор. Наш отец более пятидесяти раз обидел и унизил Артема за все время построения этого деревянного забора. В адрес моего брата звучали примерно такие слова: «У тебя, что мозгов совсем, что ли нет? Не можешь ни как померить от края до края?» Звучали и такие слова: «Ну, посмотри внимательнее, ослеп ты, что ли совсем! Что ты за человек то такой! Смотришь глазами и не видишь! Смотрю я на тебя и думаю: «Ц-ц-ц! Какой же ты все таки тугодум!»

Я видела мучения Артема. Я видела это ужасно мерзкое истребление здравого смысла и любви. Когда Артем не выдерживал такого унижения и, срываясь, говорил что-то своему отцу в ответ, отец сразу наводил на него своей озлобленный взгляд и начинал съедать Артема своей злобой, руганью, унижением и обидами. Почти всегда наш отец отвечал Артему: «Поговори мне тут еще! Сопляк!» После каждого такого явления, сердце нашего отца менялось и злобы становилось с каждым разом все больше и больше. Он подпитывал свою злобу отравленным хлебом, и этот внутренний зверь начинал постепенно набирать в весе.

Однажды я не выдержала и сказала нашему отцу: «Знаешь отец! Нужно любить своих детей, а не унижать их и смотреть на них такими ненормальными глазами!»

После моих слов взгляд нашего отца изменился и если бы перед ним стоял сейчас кто-то другой вместо меня, то он ответил бы тому человеку, что-то глупое и противное, продолжая и дальше наслаждаться тем чем он постоянно наслаждается. Но этого не произошло, потому что перед ним стояла я, а не кто то другой. Отец был недоволен этим, как был недоволен этим и тот самый муж моей бывшей подруги, который показывал свои наколки молодым девушкам и выкуривал сигареты, рассказывая свои «восхитительные истории из жизни». Ведь как теперь делать то что тебе нравится, когда перед тобой появляется какой то, пусть и незначительный, но барьер? Мой отец прекратил унижения и обиды примерно три дня. Когда отец с Артемом снова пошли строить забор, то отец, помня мои слова и чувствуя на себе мой взгляд, молчал, и Артем начинал чувствовать себя человеком и любящим сыном. Но все равно, спустя три дня, подумав о том, что мне приходится собираться с силами и в какой то степени тяжело, что – то говорить своему отцу в лоб, отец начал опять потихонечку искать лазейки для ядовитых унижений Артема, и видя то, что его никто не останавливает, продолжил злобно говорить, то что он говорил ранее.

Почему многие отцы встречая своих жен с новорожденными детьми, при выписки из родильного дома, не знают, будут ли они любить своего ребенка или будут раздражительно отвергать его, отталкивая его от себя как будто нечаянно толкая его к кирпичам, железным предметам или острым камням. Или может кто-то из них, будет отбивать и ломать своим детям руки гаечным ключом, чтоб они теряли сознание и им делали операцию по несколько часов подряд, за то, что они просто нацарапали, что-то на двери папиной новой машины. А может, кто-нибудь будет отбивать сухожилие на детских руках за то, что они уронили и разбили какую-нибудь, как ее называют, привезенную из за рубежа «дорогую вазу», как это делают сейчас на всей земле. Слепая злоба в это время указывают на детские руки и говорит: «Дай ему посильнее за то что он тронул этими руками ваши вещи, которые «очень» дорого стоят. Но ваза и автомобильная дверь не может быть дороже детских рук, и уж тем более данное от рождения здоровье не может стоить десяти разбросанных картошин.