– Сам давай присаживайся к нам поближе, есть нам, о чем с тобой побеседовать, дорогой ты наш ученый человек – сказал тихим голосом Сталин, приглашая профессора занять стул рядом с ним.

Тухачевский посмотрел с сомнением на Сталина и начал говорить:

– Институт работает под руководством профессора Синельникова много лет и за это время мы многого добились.

Но Сталин сразу прервал Тухачевского.

– Хочу вам сразу сказать. Дорог ваш профессор и его институт нашему народу и партии, страшно как дорог. Как ты помнишь Алексей, институт твой это научное учреждение, и это вроде бы подлинная информация дорогой ты наш профессор. Я это тебе точно говорю. Не богадельня, не церковь всех святых, а вроде как научный центр. Я для тебя Америку тут не открыл? Надеюсь, что нет. Так вот. Я тебе показывать пальцем не буду на того человека, который нам обещал решить все наши вопросы по созданию гомо советикус коммунизмус нормале уже в этом году. Это был ты, уважаемый профессор и вас во всем поддерживал именно вы наш славный военачальник товарищ Тухачевский. Мы вам поверили в очередной раз. И что мы сейчас имеем? Что?

Тухачевский молчал, напряженно вглядываясь в лицо профессора, а Сталин продолжал говорить:

– Год фактически завершился. А где результат? Нет никакого результата! Кто за это несет ответственность? Я тебя спрашиваю! – почти прокричал последние слова Сталин.

Ворошилов сразу же, после этих слов, завернул полу кителя и расстегнул кобуру. А потом спросил:

– Есть ли у вас господин профессор, что сказать в свое оправдание? Или так и будете молчать?

Профессор, подождав некоторое время, пока товарищ Сталин извлекал из коробки свою любимую трубку, пока набивал её табаком и затянулся ароматным дымом, встал с места и подошел к своему рабочему столу. Некоторое время он манипулировал с какими-то рычажками. Нажал кнопку – в одной из стен раздвинулась панель. За ней виднелись полки, на них – ряды металлических контейнеров.

– Вот здесь я храню наиболее ценные препараты – спокойно произнес профессор.

Он взял один из контейнеров и медленно двинулся к столу, за которым сидели его высокие гости. Подойдя к столу вплотную, профессор положил его прямо перед Сталиным. Внимательно посмотрел на реакцию вождя, а потом произнес:

– Вы помните товарищ Тухачевский 24 год и нашу первую совместную работу. Точнее, работу под вашим непосредственным руководством. Много с того времени воды утекло. Тогда мы все были молоды и наивны. Всё нам казалось возможным. Мы были излишне открыты и доступны. Помните, как мы пригласили тогда к нам для освещения нашей работы этого вашего знакомого, писателя. Сейчас не вспомню его фамилию, говорят, он про нас тогда написал даже произведение какое-то.

Сталин сразу встрепенулся, недовольно поморщился и быстро произнес:

– Да, я слышал об этом. Это было большой ошибкой с вашей стороны товарищ Тухачевский.

– Но мы приняли соответствующие меры – заявил тут же Тухачевский. – Книгу то писатель написать написал, но нигде этого не опубликует, тут не о чем говорить. Хотя, на самом деле, он наш человек, и всё, что делает, делает по совету с нами.

– Вспомните сами то время. Ведь вы тогда не только писателю свою работу показали, а еще множеству лиц, которым вовсе и не следовало бы ничего знать о деятельности вашего института. Так что стали расползаться по городу различные слухи нехорошие о работе вашей конторы. Пришлось нам вас в эти благодатные края перебазировать – резко ответил Сталин.

– Да, это так – согласился Тухачевский. – А для прикрытия мы по согласованию с работниками ВЧК и попросили этого писателя написать произведение, в котором бы осмеивалась, как анекдотическая ситуация с опытами по превращению животных в людей. А потом переписанные и перепечатанные копии этой книги были распространены среди интеллигенции. Слухи о работе вашего института сразу же исчезли. Так, что тут беспокоиться не о чем. Это первое. А второе. Мы тогда были чрезмерно загружены работой, и многое не смогли серьезно проконтролировать. Я так и не узнал, жив ли еще ваш герой? Тот самый, с которым было столько шума. Неужели этот контейнер содержит внутри себя того самого несчастного малого, Шарикова?