К счастью, адрес получателя и обратный адрес не пострадали, и Надежда вознамерилась, было, переписать их, чтобы перенести на другой конверт. Семья Голикова жила в Донецке, в Будёновском районе возле Алексеевского пруда – рядом была детская клиническая больница, и Владимир Григорьевич иногда ездил туда до войны, а с ним и Надежда Витальевна. Надежда вспомнила, как они с мужем гуляли у пруда – сначала одни, потом со старшим Виталькой, потом – с Виталькой и Вовкой… как давно это было! Словно в каком-то другом мире, в мире, где не было никакой войны, где такую войну невозможно было даже представить!

Что случилось с мирным некогда краем, звавшимся с лёгкой руки польских захватчиков Украиной? Что случилось с её некогда добрым народом, с людьми, которые в одночасье превратились в чудовищ – только и того, что когтей с клыками не хватает!

От этих мыслей Надежду Витальевну отвлёк шум за окном. Бросив быстрый взгляд на часы (начало первого), Надежда выглянула в окно, убедившись, что приближается старенький ГАЗ-52 с белым намордником радиатора, ветеран сельских дорог, с пятидесятых годов прошлого века развозящий грузы по проселкам России и бывших союзных республик, поспешила к выходу, встречать прибывших. Приехала почта, а судя по тому, что послали грузовик, – гуманитарную помощь тоже привезли.

В самом начале гуманитарную помощь привозили в коробках и ящиках, и Надежде Витальевне приходилось самой её фасовать. Теперь все продукты были упакованы в красивые картонные коробки, а те, в свою очередь, погружены в полиэтиленовые пакеты с символами V или Z, попадались и О. Каждый пакет был подписан – Надежда Витальевна сама составила списки сельчан и передала их кураторам из Донецка.

Привёз гуманитарную помощь Петрович – пожилой мужчина лет семидесяти, но до сих пор крепкий, как он сам о себе говорил – справный. Петровича называли иногда Фигаро[12] – его газик ездил по всему югу Донецкой Народной Республики, развозя грузы, не раз и не два побывал под обстрелами ВСУ, но, как говорится, пронесло – только тент над кабиной в нескольких местах посекли осколки, а так ничего.

Петрович, как всегда, помогал Надежде разгружать машину.

– Что у нас сегодня? – интересовалась Надежда Витальевна.

– Как в прошлый раз, – отвечал Петрович. – Мука, сахар, рис, гречка, бутылка растительного масла, консервы. Сгущёнка вареная. Чай. Захаровна, кстати, спрашивала, у тебя на участке курящих много?

– Полторы калеки, – ответила Надежда расхожим выражением и покраснела – Гришка, который смолил больше всех, действительно был калекой. – А что?

– Там решили передать со следующей партией папиросы, – ответил Петрович, указывая пальцем на потолок. – Отзвонись Захаровне, сколько пайков брать.

Они внесли пакеты в помещение, и Петрович увидел разложенные на столе письма и конверты:

– Это что это? – удивился он.

– Письма солдатские, – пожала плечами Надежда.

– Для музея, что ли? – уточнил Петрович.

– Да нет, – пояснила Надежда Витальевна. – Укровояки нашу почтовую машину накрыли из минометов, почту сюда привезли. По тюку осколок прошёлся, часть писем перемешалась, сортирую, вот.

– А с ребятами что? – спросил Петрович. – Ну, с фельдъегерями в смысле.

– Ранены оба, но не сильно, – ответила Надежда. – Володя мой с ними возится.

– Слыхал я, укроп к контрнаступлению готовится, – сказал Петрович, когда они с Надеждой отправились за следующими пакетами. – Озверели они там совсем.

Надежда коротко кивнула. Обсуждать эту тему совсем не хотелось. Сердце болело за Витальку.

– А я, как развезусь, к сестре Катьке рвану. – Петрович захватывал по четыре плотных пакета зараз, у Надежды сил хватало только на два.