Совершенно анекдотично прозвучал рассказ Рут о том, что она разучивала с дочерью песни и церковные гимны. По-видимому, сказанное должно было свидетельствовать о религиозном воспитании девочки, но… лучше бы мама не затрагивала эту тему! Дело в том, что в жюри присяжных сидели люди по-настоящему религиозные, такие, которые знали Библию наизусть. Для них атеист являлся инвалидом, человеком с ампутированной частью личности, отвечающей за мораль. Для религиозного человека атеист – это несчастное существо, лишённое в силу неких причин духовного опыта и способности становиться лучше. Атеист заслуживает снисхождения и жалости хотя бы потому, что ему не открылся Господь! Если бы Рут хоть немного понимала, кому и о чём она пытается рассказывать, ей бы следовало напирать на то, что она – атеист. И это сразу бы всё объяснило… И все бы сразу поняли, дескать, да – она такая вот грешница, папа с мамой не воспитали! А вместо этого она понесла дичь про воспитание дочери в христианском духе.

А это сразу же рождало вопрос: а ты-то кто такая? Ты – христианка? Ты же любовника в дом привела и мужа убила! Ты же – вавилонская блудница, притом нераскаявшаяся!

В общем, это были очень странные показания и автор должен признаться, что не совсем понимает, для чего Рут Снайдер рассказывала о своих проделках именно так. Была бы она чуточку умнее, чуть более тонким психологом, деликатнее и осторожнее в словах, и речь её зазвучала бы совсем иначе!

Значительную часть показаний Рут заняло повествование о тяготах жизни с Альбертом Снайдером. Она рассказала про отсутствие прислуги, про фотографии Джесси Герхардт в кабинете мужа, про яхту, названную в честь умершей невесты и пр. – обо всём этом ранее уже упоминалось. Рут настаивала на том, что после рождения дочери её отношения с мужем будто бы окончательно расстроились, хотя свидетели обвинения этого не подтверждали.

Признав факт адюльтера с Генри, обвиняемая категорически заявила, что эта связь была единственной изменой мужу. Рут заявила, что Генри Джадд Грей вызвался помочь ей освободиться от мужа, и впервые это предложение прозвучало около года тому назад, то есть в конце весны 1926 г.

Поскольку обвинение в качестве одного из мотивов совершения преступления называло стремление получить значительную страховую выплату, Рут особо остановилась на истории заключения страховки. Она настаивала на том, что муж был в курсе всех финансовых дел и лично подписался как под страховым договором, так и дополнением к нему. Доказывая невозможность заключения подобного страхового договора в тайне от мужа, Рут указала на то, что выплаты по нему осуществлялись с совместного счёта и эти выплаты невозможно было скрыть от Альберта.

5 марта 1927 г., за 2 недели до убийства, Грей якобы передал ей некие порошки, которые надлежало высыпать в пищу Альберту. Через день – 7 марта – они встретились и поговорили, Рут якобы заявила, что не станет травить мужа. Тогда 16 марта Генри Грей прислал новое письмо с новыми порошками и сказал, что «всё сделает» 19 марта. Рут якобы бросила полученное письмо со всем содержимым в камин, так что никаких свидетельств его существования, как и порошков, якобы в нём находившихся, не осталось.

Вернувшись 19 марта с мужем домой после карточной вечеринки, Рут, убедившись, что Альберт и дочь спят, прошла в спальню матери, где прятался Грей. Тот был сильно пьян, поскольку в отсутствие Рут выпил много виски. Согласно показаниям Рут, она поцеловала Генри, а затем случайно нащупала резиновые перчатки. Рут якобы сказала, что запрещает Генри убивать Альберта, но тот ответил, что ей не о чем беспокоиться и он всё сделает сам. Она умоляла и плакала, но в его руке появился револьвер, которым он угрожал ей.