«Очень любезно с вашей стороны, – обратился к нему ее шеф. – Тогда, до завтра!»

Все разъехались, они остались одни.

«Такси?» – предложил он.

«Давайте немного пройдем, а потом возьмем такси!»

«Вы не замерзнете?» – с сомнением поглядел он на ее кофточку.

«Нет, сегодня тепло!»

Что ж, для него, питерца, может, оно и так, но кто знает субтильную природу француженок. Господи, до чего он дожил: фланирует по Парижу с умопомрачительной парижанкой, как по Питеру с Лелей, которой готов, кажется, изменить! Да мог ли он еще совсем недавно о таком думать?! Вот она – универсальная и всемогущая сила денег!

Давно сгустились сумерки, сдав город в плен неживым неоновым краскам, запятнавшим его цветные лица. Она шла рядом, ровно и вежливо отвечая на его вопросы и изредка задавая свои. Они миновали безымянную лавку, где торговали музыкальной аппаратурой и дисками, и он спросил, где, по ее мнению, он мог бы отыскать редкие записи. Она спросила, что его интересует, и он ответил, что есть два французских джазовых пианиста – Марсьяль Соляль и Ральф Шилькруна, записи которых он давно ищет. Не прочь также отыскать ранние записи «Double six de Paris». Она ответила, что из французских джазменов знает только Джанго Рейнхарда и Стефана Граппели – последний написал музыку к «Вальсирующим»: просто чудная, совершенно необыкновенная музыка! Он охотно согласился и чтобы заручиться встречей, продолжал мягко настаивать на ее помощи.

«Ну, хорошо. Я попытаюсь вам показать, где это можно найти. Завтра».

Ну, разумеется, завтра.

Она жила в районе Люксембургского сада, за бульваром Монпарнас, на улице Буасонад, на пятом этаже узкого дома, зажатого с двух сторон большими домами, как худой человек толстяками. Они довольно быстро туда доехали, он подал ей руку и помог выйти.

«Если вы не торопитесь, мы могли бы подняться ко мне и что-нибудь выпить…» – сказала она, выпуская его руку.

«С удовольствием!» – согласился он и отпустил такси. Было около двенадцати.

Они прошли мимо недремлющего консьержа, поднялись по лестнице и оказались в небольшой квартирке, которую она, как оказалось, снимала. Пригласив его снять пиджак и сесть на пухлый диван, она спросила, что он будет пить.

«То же, что и вы» – сказал он.

«Тогда Мартини» – заключила она и ушла в другую комнату. Пока она отсутствовала, он осмотрелся.

Комната, где он находился, служила, по-видимому, гостиной и была обставлена и ухожена с другим, незнакомым ему вкусом. Высокий потолок был ее легкими, низкая мебель возвеличивала. Кровосмешение стилей наводило на мысль, что Мишель живет здесь не одна.

Хозяйка принесла на маленьком подносе бутылку Мартини и два бокала. Она успела переодеться, и теперь на ней было легкое цветастое платье, короткое и двусмысленное, как японское стихотворение. Кроме того, она распустила волосы, отчего лицо ее округлилось и стало домашним.

«Какую музыку вы любите?» – стояла она перед ним, сверкая гладкими девчоночьими коленками.

«Ну, не знаю, я много чего люблю. Когда-то я любил „Би Джиз“, а теперь люблю би джаз…» – сострил он, стараясь не смотреть на ее ноги.

«О, Би Джиз! Посмотрите там! – махнула она рукой в сторону музыкального центра. – Там что-то должно быть…»

Он встал и сделал два шага в указанном направлении. Под центром, на полках он нашел десятка два CD – в основном записи французских певцов. Среди них ему попался Джо Дассен. Он разобрался с аппаратурой, запустил диск и вернулся на диван.

«Вы любите Джо Дассена?» – спросила она и, передав ему бокал, уселась рядом.

«Да, он у нас очень популярен, хотя мало кто знает, о чем он поет»