– Здравствуйте, мамаша! Что, не признала зятя? Давай поднимайся! Мечи на стол, что есть в печи.
– Окромя постной похлебки ничего и нет, да и хлеба только крохи. Ну, ничего, счас что-нибудь придумаем.
– ничего придумывать ненужно. У меня сухой паек на 10 дней, да и в городе кое-что прикупил, так что не пропадем. А где Настасья?
– Как где, на работе знамо, одна – на весь район. На попе мозоль – из седла не вылезает. Работа, где поест, а где и в присмотрку проживет! Хотя народ хороший, уважают ее, а иногда и пожалеют: в мягку постель положат спать, али на печку теплу. Так вот и живем. Я вот с внучком. Сын мать не видит. Но растет спокойным, всё спит али играет со своими ручонками. Вытянет их перед собой, всяко поворачивает и улыбается чему-то, на погремушки почти не смотрит. Кота Ваську за уши тягает, тот верещит, но все равно к нему в люльку лезет. Обнимутся, бывалога, и сопят в 2 норки; пригреются друг от друга и рады жизни. Вот так и растет. Увидала тебя, думала мой Андрюшенька, он теперя тоже офицер. Танкист, уже капитан. Нонче в госпитале, – горел в танке. Сейчас в Свердловском госпитале. Обещался приехать, ан это ты зятек, – тоже рада!
Только успела бабка это проговорить, в двери без стука ввалился друг детства Николай. А также Таисья, подруга Насти:
– Привет героям! Читали и по радио слушали, как вы немца от Москвы шуганули, и поделом ему, окаянному. Надолго ли домой?
– До излечения. И обратно в окопы.
– Сейчас погоните врага с треском, на запад!
– Не говори гоп! Фриц еще очень силен. Сопротивляется отчаянно, да иногда и жмёт в полную силу.
– Нам про тебя позвонили из военкомата, мы сразу баньку затопили и Насте, жене твоей, по рации сообщили, что муж приехал. Так что жди жену и к нам! А пока, извини, дела, уходим. Часа через 3 ждем.
Часа чрез полтора прискакала Настя. Лошадь привязала около военкомата, положила ей охапку сена и бегом домой. Прибежала раскрасневшаяся, бросилась на грудь мужу и расплакалась. Показалось ей, что это совсем не муж, а другой человек, даже запахи его как будто совсем иные. А сын сразу почувствовал, что мать пришла, заворочался и закряхтел. Настя говорит: Мам, он, наверное, обкапался?
– Наверное, ведь давно спит.
Отпрянула от мужа, засуетилась, распеленала сынишку.
Подмыла ему попку, приговаривая: Смотри, каков пузан! Весь в дедушку!
– А как дед с бабулей живут?
– Как? Деда тоже в армию забрали. Ездит с передвижным госпиталем санитаром. Пишет редко. Говорит, столько горя насмотрелся, что и жить не хочется! А мать твоя ничё, живет, хлеб жует. Всю жизнь вас сыновей ждет, то одного, то другого, а дочки – то отрезанный ломоть, выпорхнули из дома и живут по себе. Одна в Свердловске, а другая вышла замуж за старика, за пчеловода, сейчас живут в Ножовке. Дом у них 5-стенный, на самой горе Постожи, небось, помнишь.
– Как не помнить, мы там, на Масленицу, все перекатались на санях.
– Хорошо живут. Он хоть и с седой бородой, но мужик крепкий, да мастер на все руки. Хоть столярничать. Хоть детей сделать. Твоя сестрица забрюхатели, скоро рожать будет.
– Слава Богу! А то все плакалась, – кто меня, рыжу корову, взамуж возьмет? Подишь-ты!
– Отвернись ты, покормлю Володьку! Настя ушла на кухню, подмыла грудь, сунула сосок ему в ротик, а тот всегда готов – начал активно сосать. Какое блаженство и ему, и ей, Настя вся зарделась… Вспомнила как это ж любил делать молодой Василий, как было приятно ей прикосновение его губ к груди и щекотание его мягких пушистых усов. Кровь прилила к лицу, к ушам. Неужто он сейчас совсем другой?
В бане он стеснялся ее, а она была удивлена, какой он крепкий, но весь исполосованный шрамами.