Чтобы избежать подобной участи, дед Иосиф Хейманн специально поставил одного из своих людей часовым у моста. Он должен был как можно быстрее сообщить о любом происшествии, чтобы семья Маймонов успела вовремя скрыться в ближайших кустах. Все убежали, но только наш отец Маймон, который ничего об этом не знал и играл за печкой, остался один. Его нашел там один разгневанный и жаждущий мести хозяин, обыскавший дом, и спросил, не хочет ли он выпить бренди. Он крикнул отказывающемуся: «Если не хочешь пить бренди, тогда пей воду». Он тут же послал за полной пинтой воды и заставил моего отца, – рассказывал Маймон, – выпить ее всю с плетьми».
Рассказывают и другие подобные случаи, все они одинаково характеризуют грубость и развращенность этой несчастной страны.
По мнению внука, годового дохода от аренды хватило бы не только на собственные нужды семьи, но и на пивоварение и дистилляцию спиртных напитков, особенно учитывая простой образ жизни деда. Однако слишком вольное развлечение гостей и тот факт, что при огромной экономии в мелких делах пренебрегали более важными, нанесли большой ущерб хозяйству. Сжигание восковых и сальных свечей считалось расточительством; заменявшие их бруски сосны, один конец которых просовывался в щели в стене, а другой зажигался, нередко становились причиной пожаров.
«В амбарах не было нормальных замков, их просто запирали на деревянные засовы…. «Коровы очень часто приходили с пастбища с пустым выменем. Согласно господствовавшему там суеверию, в таких случаях говорили, что молоко у них было отобрано магией, злом, против которого, как считалось, нет ничего возможного».
Так дед стал «самым бедным богачом в мире».
Однако на его долю выпали еще большие несчастья. С русским священником, который обедал со своими прихожанами в трактире деда и никогда не платил ему, у последнего кончилось терпение, и он отказался давать ему что-либо в кредит. За это ему пришлось жестоко поплатиться. Посреди ночи Хейманн попросил торговца бобрами, который тоже вел с ним дела, принести в его квартиру мешок, который тот принял за мешок с мехами. Едва он снова лег, как его поднял священник с несколькими крестьянами, которые обыскали дом и нашли в мешке труп. Руки деда тут же связали, а ноги забили в колодки, после чего его привели в Мирз и передали уголовному судье. Человек, которого заковали в цепи и бросили в темную тюрьму, настаивал на своей невиновности. Он потребовал допроса ловца бобров, которого сначала не могли найти; Иосифа Хейманна нетерпеливый судья трижды водил на мытарства, пока наконец не явился торговец и не стал все отрицать. Но он не выдержал испытания и во всем признался.
«Парня выпороли, – рассказывает Маймон, – а моего деда освободили, но папа остался все тем же папой». Ловец бобров рассказал, что некоторое время назад он нашел труп в воде и хотел отнести его священнику, чтобы тот похоронил его. Но священник сказал: «Еще есть время похоронить его. Вы знаете, что евреи ожесточены и поэтому прокляты навеки»… …они все еще ищут христианской крови..… Она нужна им для их пасхального кулича. Так что ты сделаешь благородное дело, если сможешь провести это мертвое тело в дом проклятого еврея-арендатора».
Тем не менее, наш дед Маймон прожил в своем родовом доме много лет, и эта аренда стала, таким образом, как бы семейной собственностью. В соответствии с еврейским ритуальным законом, Часака, то есть: право собственности на недвижимость, такое право приобретается через три года владения. После этого ни один другой еврей не имел права вступать во владение такой собственностью, увеличивая арендную плату, не навлекая на себя запрет еврейской церкви.