Правда, г-н Якоб замечает в предисловии к первому изданию своей «Логики»: «Вольф превосходно задумал идею общей логики, и если бы этот великий человек вошел в привычку излагать чистую логику совершенно отдельно, он, несомненно, в силу своего систематического ума, представил бы нам шедевр, который сделал бы бесполезными все последующие работы такого рода». Но он не осуществил эту идею, как не осуществил ее ни один из его преемников; как бы ни была велика и обоснована заслуга, которую приобрела вольфианская школа для фактического логического, формального совершенствования нашего философского знания.
Но помимо того, что еще можно и нужно сделать в отношении внешней формы для совершенствования логики путем необходимого отделения чистых и чисто формальных предложений от эмпирических и реальных или метафизических предложений, суждения Канта на этот счет не вызывают сомнений, когда речь идет об оценке и определении внутреннего содержания этой науки как науки. Он несколько раз определенно и прямо заявлял, что логика должна рассматриваться как отдельная наука, существующая сама по себе и основанная на самой себе, и что, следовательно, с момента своего возникновения и первого развития со времен Аристотеля и до наших дней она не смогла получить никакого научного основания. Согласно этому утверждению, Кант не думал ни об обосновании самих логических принципов тождества и противоречия высшим принципом, ни о дедукции логических форм суждений. Он признавал и рассматривал принцип противоречия как пропозицию, которая имеет свое доказательство в самой себе и не требует выведения из более высокого принципа. – Он лишь ограничил применение – действительность этого принципа, изъяв его из области метафизики, в которой догматизм стремился его утвердить, и ограничив его чисто логическим применением разума, как действительного только для этого применения.
Но действительно ли логическое предложение о тождестве и противоречии способно и не нуждается в дальнейшей дедукции само по себе – это, конечно, другой вопрос, который ведет к гораздо более важному вопросу: существует ли вообще абсолютный первый принцип всякого знания и науки; – возможен ли такой принцип и можно ли его найти?
Научная доктрина полагает, что она открыла такой принцип в чистом, абсолютном «я» и тем самым полностью установила все философское знание не только по форме, но и по существу. И если допустить возможность и аподиктическую [логически убедительную, доказуемую – wp] обоснованность этого абсолютно единого и безусловного принципа, то, следовательно, она также действует совершенно последовательно, когда утверждает логические принципы тождества и противоречия, пропозиции: A = A и: A = – A не являются безусловно действительными, а только подчиненными [subordinate – wp] пропозициями, которые могут и должны быть сначала доказаны и определены ими и их верховной пропозицией: Я есть. (см. Grundlagen der Wissenschaftslehre, 1794, стр. 13 и др.) Столь же последовательно Шеллинг в своей «Системе трансцендентального идеализма» выступает против предположения логических принципов как безусловных, т.е. не выводимых из каких-либо высших, в том смысле, что логика может возникнуть только через абстрагирование от определенных пропозиций и – в той мере, в какой она возникает научным образом – только через абстрагирование от высших принципов знания, а следовательно, предполагает эти высшие принципы знания и вместе с ними учение о самой науке. —
Но поскольку, с другой стороны, эти высшие принципы знания, рассматриваемые как принципы, столь же неизбежно предполагают логическую форму; отсюда возникает именно та кругообразность, которая, хотя и не может быть разрешена для науки, тем не менее может быть объяснена – объяснена путем признания первого принципа философии, как по форме, так и по содержанию (формальному и материальному), в котором и форма, и содержание взаимно обусловлены и основаны. В этом принципе лежал бы тогда пункт, в котором субъективное и объективное, – тождественное и синтетическое знание были бы одним и тем же.