Кресло, в котором сидел личный медикус императора, заскрипело. Вслед за ним заскрипел и сам магистр:

– Прошу прощения, о каких это клапанах вы говорите?

– Достопочтенный магистр, – возразил доктор, поправляя очки, – я имею в виду всем известные клапаны сердца.

– Впервые слышу о них! Во всяком случае, у Гиппократа об этом не сказано.

– Но легко убедиться, что клапаны существуют. Каким это образом, позвольте узнать?

– Путём вскрытия, – спокойно ответил доктор, снял очки и принялся протирать стёкла с самым невозмутимым видом.

– Как! – вскричал магистр. – Рассекать человеческое тело?!

– Но ведь я имею в виду мёртвое, а не живое тело. Чтобы лечить людей, нужно знать анатомию, а чтобы изучить анатомию…

– Да ничего подобного! Чтобы правильно лечить, нужно знать древние книги. В них вся истина! А всё остальное— от дьявола!

Магистр, красный как рак, вскочил с кресла, отчего бархатный берет его, похожий на шляпку гриба, съехал на сторону. Тыча в доктора кривым пальцем, он закричал:

– Богохульник! Еретик! Ты связан с нечистой силой! – Он повернулся к нам, гремя цепью: – На костёр его!

– Господа, – вмешался я, – ради бога, успокойтесь. Почтенный магистр! Друзья… Ведь мы собрались не для того, чтобы ссориться. Надо уважать чужое мнение… и, прошу вас, подумаем о нашем больном.

Седовласый медикус, тяжело дыша, опустился в кресло. Чтобы дать ему время успокоиться, я обратился к лекарю из Древней Греции. Тот по-прежнему стоял у окошка и с тонкой улыбкой наблюдал за спорящими.

– Как вы думаете, – спросил я его, – чем лечить мальчика?

Врач в белом одеянии задумчиво погладил кудрявую бороду.

– Я предлагаю, – сказал он, – назначить больному диету. Не следует позволять ему пить много воды или вина… Впрочем, употребление фруктов будет для него полезным. Далее: ему поможет тёплый климат. Уместным было бы поселить его в кипарисовой роще.

Наступило молчание. Не мог же я объяснять ему, что в Москве не растут кипарисы. Но, может быть, он порекомендует какое- нибудь лекарство?

Чернобровый лекарь задумался.

– Пожалуй, я мог бы предложить мочегонные травы. Быть может, они освободят пациента от избытка влаги, скопившейся в ногах. Но если говорить откровенно… – Он развёл руками. – Увы! Лекарства помогают страждущим, но недостаточно.

Я повернулся к креслу второго консультанта.

Магистр был краток.

– Кровопускание! – приказал он. – Почаще отворяйте кровь. Следите за мочой. Когда она просветлится, наступит выздоровление. Меньше пить воды! Не давать соли. И, само собой разумеется, – усердная молитва…

Очередь дошла до третьего участника совета.

– Молитва? – с сомнением проговорил врач девятнадцатого столетия и, кашлянув, поправил очки на носу. – Будьте любезны, – обратился он ко мне, – перо и чернила.

Я протянул ему шариковую ручку.

– Виноват, – сказал доктор, – а где же чернильница?

Пришлось объяснить ему, что чернила не нужны. Доктор пожал плечами, вынул из чемоданчика узкий хрустящий бланк. Задумался на минутку, потом быстро написал по-латыни несколько строк.

Это был рецепт.

Я прочёл:

«Возьми лист наперстянки, разотри в порошок. Отвесь пять сотых грамма, смешай с сахаром. Назначь: по одному порошку перед едой трижды в день».

И они ушли, мои удивительные собратья. Вернулись к себе домой, в далёкие времена, в пожелтелые книжки, где когда- то я прочитал о великом и поучительном прошлом медицинской науки.

Науки?

Но можно ли всерьёз называть наукой то, что я услыхал от них? И какая же это наука, скажете вы, если один говорит одно, другой – другое. А воз, выражаясь фигурально, и ныне там.