– А это что за надписи? – спрашиваем мы провожатого, чтобы отвлечь его от щекотливой темы.

– Здесь написано: «Сегодня родился», – объясняет Арнальдо. Для христиан, верующих в воскрешение, день смерти считается одновременно и днем рождения для вечной жизни. Таким образом, день, когда человек умирает, считается днем его рождения.

Когда христиан начали преследовать, они уже не могли собираться на молитвы в частных домах, а начали сходиться в катакомбах. Закон признавал в то время неприкосновенность мест погребения, а поэтому они могли чувствовать там себя в безопасности. В III веке н. э. император Валерий приказал конфисковать территории всех христианских кладбищ, предупредив, что все застигнутые там будут схвачены и казнены. Во время нашествий варваров не только город, но и катакомбы подверглись грабежам. Позднее об их существовании постепенно забыли.

Арнальдо говорит громко, сочным голосом профессионального экскурсовода, однако в тесном пространстве подземного коридора звуки глохнут, словно придавленные сверху многометровой тяжестью земли. Неожиданно гаснет свет, и на несколько секунд мы оказываемся в кромешной темноте. Ноги сразу делаются ватными, а в ушах звенит от невероятной тишины. В голове мелькает шальная мысль о том, как страшно остаться навсегда в этом подземелье, среди молчаливых могил много сотен лет назад похороненных людей.

Бесконечные коридоры гигантского подземного кладбища еще более красноречиво, чем развалины Колизея, свидетельствуют о грандиозных масштабах ушедшей цивилизации. В I веке до н. э. в Риме проживало около миллиона человек. Вот они, эти миллионы, спят здесь, в подземных коридорах, вечным сном.

Там, высоко наверху, сейчас снуют машины, ходят люди, гремит большой современный город. А здесь холод, мрак, тишина. Но без этих миллионов, что погребены в лабиринтах катакомб, не было бы всего того, что построено и сделано наверху. Не было бы ни Рима, ни его истории, ни современной Италии. Чтобы понять современную страну и ее жителей, нужно всегда помнить, что она не сразу стала такой, как сейчас, надо знать и помнить ее историю.

…В подземелье снова вспыхивает свет, и все смущенно улыбаются, стараясь показать друг другу, что внезапная темнота никого не напугала. Арнальдо звучно откашливается и выразительно кладет руку на пристегнутый к поясу потертый кожаный кошель.

Мы покорно лезем в карманы. Чичероне в рясе подбрасывает монеты и прячет их с быстротой фокусника.

– На благоустройство храма господня, – поясняет он, поглаживая рыжую бороду.

На бульваре Номентана нас оглушает рев мчащихся по асфальту машин. Несколько минут надо постоять, чтобы глаза привыкли к яркому солнцу.

В глухом переулке возле пьяццы Навона к черной от копоти стене прикреплена мраморная табличка. Под слоем вековой плесени с трудом можно разобрать полустертые буквы: «По приказу достопочтенного управителя состоянием дорог и улиц в этом месте строжайше запрещено бросать мусор. За нарушение сего распоряжения возлагается штраф в 10 эскудо. 9 ноября 1732 года».

За два с половиной столетия привычки жителей квартала не изменились. Словно в насмешку над грозным распоряжением «достопочтенного управителя», прямо под табличкой возвышается груда черных пластиковых мешков с гербом муниципалитета, в которые римляне складывают отбросы. Мусорщики, или «операторы экологической службы» (так их недавно решил называть профсоюз), видимо, редко заглядывают в переулок, и поэтому от мешков распространяется нестерпимое зловоние.

Впрочем, операторы от экологии, может быть, и не виноваты. Жители домов вокруг пьяццы Навона издавна славились строптивым нравом. Они нередко выступали против распоряжений властей. Историки считают, что начало непочтительного отношения к начальству положил проживавший здесь еще в XV веке острый на язык портной по имени Паскуино. Напротив его дома на невысоком пьедестале стоял торс древнеримской статуи с отбитыми руками. Соседи языкастого портного стали прикреплять к постаменту послания и записки сатирического содержания. Вначале они содержали ответы на насмешки остряка, а потом в них стала появляться критика властей, а то и самого папы римского.