Наконец, лекари закончили свои странные манипуляции: сосчитали пульс, заглянули графу в зрачки, заставили показать язык… Измученный граф непроизвольно вздохнул с облегчением, ожидая теперь услышать свой приговор, – однако не тут-то было! Осмотрев больного, оба лекаря словно бы забыли, где они находятся и зачем: повернувшись друг к другу лицом, они принялись о чем-то громко спорить на латыни, размахивая руками и брызжа слюной.

Граф сперва ждал терпеливо, когда завершится этот ученый диспут, однако время шло, а слюны у лекарей не убывало. Напротив, казалось, что их спор становится все ожесточеннее и ожесточеннее – и, того и гляди, сорвется в обыкновенную потасовку. Растратив в бесполезном ожидании остаток сил, больной опустил голову на грудь и прикрыл глаза. Заметив это, дюжий графский дворецкий немедленно шагнул вперед и, взяв без всяких церемоний обоих лекарей за плечи, развернул их лицом к своему хозяину:

«Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать эту ученую тарабарщину!.. Говорите же по существу, коли вам и впрямь есть что сказать – но говорите коротко и понятно… сказав же, что следует, незамедлительно приступайте к делу… ибо наш господин страдает и мы все страдаем с ним вместе!»

Эскулапы присмирели и даже как-то поникли слегка головами – должно быть, сильные ладони дворецкого, привыкшие к мечу и поводьям боевого коня, оказались убедительней любых слов и обстоятельств. Понимая, что тянуть время дальше не удастся, они переглянулись испуганно и практически одновременно раскрыли рты:

«О, господин наш, чье доверие безгранично!..» – заверещал лысый.

«Прими от нас слова сочувствия и сострадания!..» – вторил ему безбородый.

«Право, мы сделаем, все, что позволяет сделать наше искусство…»

«…дабы облегчить страдания и искоренить ваш недуг…»

«…хотя бы пришлось и посвятить этому многие дни…»

«…и ночи…»

(Дворецкий нахмурился.)

«…ибо честь нашего ремесла вынуждает не скрывать от вас правду – сколь бы тяжкой и невеселой она ни оказалась!..»

Оба на миг замолчали и вновь переглянулись. Замерли и графские люди, тогда как их хозяин, казалось, пребывал в полнейшем безразличии, словно бы и не к нему вовсе были обращены слова врачевателей.

«Увы, болезнь ваша весьма серьезна, господин! Великие доктора древности описали симптомы, схожие с теми, что мы видим сейчас, и отнесли их, все как один, к крайне тяжелым и опасным!..»

«Но, в то же время, никто не счел их безнадежными – и это вселяет в нас добрую долю уверенности…»

«…к тому же, и Господь всегда помогает праведным и добродетельным… а сила его воистину безгранична!»

Лысый хотел добавить что-то еще, однако дворецкий немилосердно прервал его взмахом руки:

«Похоже, вы намерены свалить свой долг на священника, не так ли? Ведь именно в эту сторону направляется дорога вашего пустословия… Говорите же просто: „да“ или „нет“. Станете ли вы лечить нашего господина и сможете ли вылечить его? Повторяю: „да“ или „нет“? А к помощи святых отцов, их благотворных молитв, исцеляющих мощей и оберегающих амулетов мы в состоянии прибегнуть и без вашего участия…»

Вместо ответа оба лекаря покорно склонили головы:

«Мы считаем, что в первую очередь следует обратиться к кровопусканию, если же оно не приведет к ожидаемому облегчению, стоит повторить его двумя часами позже… и еще через два часа в третий раз… попутно для улучшения тока желчи и прочих внутренних соков мы склонны предложить больному исцеляющий настой… Сейчас же мы хотели бы просить господина графа вернуться в свою постель – ибо покой также является важнейшим лекарством, а, следовательно, нашим союзником…»