Пока Това наливает себе чаю, Дженис Ким разглядывает ее руку.

– Может, аллергия?

Пар от улуна затуманивает ее круглые очки, и она снимает их и протирает краем футболки, которая, как подозревает Това, принадлежит ее сыну Тимоти: эта футболка велика Дженис как минимум на три размера, и вдобавок на ней логотип корейского торгового центра в Сиэтле, где Тимоти несколько лет назад вложил деньги в ресторан.

– Это пятнышко? – говорит Това, одергивая рукав свитера. – Да это ерунда.

– Сходила бы ты провериться.

Барб Вандерхуф кладет себе в чай третий кусочек сахара. Ее короткие седые волосы уложены с помощью геля и стоят торчком, как иголки, – в последнее время это одна из ее любимых причесок. Представ в новом образе впервые, она пошутила, что таким колючкам, как она, только колючки и подобают, и Крючкотворщицы рассмеялись. Уже в который раз Това думает, каково будет ткнуть пальцем в одну из иголок на голове подруги. Интересно, уколет ли ее прядка, как морской еж в океанариуме, или скукожится от прикосновения?

– Это ерунда, – повторяет Това. Мочки ее ушей теплеют.

– Я хочу тебе кое-что сказать. – Барб отхлебывает чаю и продолжает: – Ты же знаешь мою Энди? У нее появилась такая сыпь в прошлом году, когда она приезжала на Пасху. Заметь, сама я ее не видела, она была, скажем так, в деликатном месте, если ты понимаешь, о чем я, но это не та сыпь, какая бывает от неприличного поведения, заметь. Нет, просто сыпь. В общем, я сказала, что ей надо сходить к моему дерматологу. Он замечательный. Но моя Энди упрямая как баран, ты же знаешь. И эта сыпь становилась все хуже, и…

Дженис перебивает Барб:

– Това, хочешь, Питер кого-нибудь порекомендует?

Муж Дженис, доктор Питер Ким, уже на пенсии, но у него хорошие связи в медицинских кругах.

– Мне не нужен врач. – Това заставляет себя слабо улыбнуться. – Это просто мелкое происшествие на работе.

– На работе!

– Происшествие!

– Что случилось?

Това делает глубокий вдох. Она все еще чувствует, как щупальце обвивается вокруг ее руки. За ночь пятна побледнели, но все равно настолько темные, что бросаются в глаза. Она снова дергает рукав.

Рассказать им?

– Проявила неосторожность во время уборки, – наконец говорит она.

Три пары глаз за столом смотрят на нее недоверчиво.

Мэри Энн вытирает воображаемое пятно со столешницы одним из кухонных полотенец.

– Ох уж эта твоя работа, Това! В прошлый раз, когда я была в океанариуме, я чуть с обедом не распрощалась из-за жуткой вони. И как ты это терпишь?

Това берет шоколадное печенье с блюда, которое Мэри Энн заблаговременно поставила на стол. К приходу подруг Мэри Энн разогревает печенье в духовке. Она всегда заявляет, что к чаю обязательно должно быть что-нибудь приготовленное своими руками. Пачку печенья Мэри Энн купила в “Шоп-Уэй”. Все Крючкотворщицы это знают.

– Это же просто помойка. Конечно, там воняет, – говорит Дженис. – Но и правда, Това, у тебя все хорошо? Физический труд – в нашем-то возрасте! Сдалась же тебе эта работа.

Барб скрещивает руки на груди.

– Я некоторое время работала в церкви Святой Анны после смерти Рика. Чтобы время скоротать. И знаете, мне предложили руководящую должность.

– Бумажки перебирать, – бурчит Мэри Энн. – Ты перебирала бумажки.

– И уволилась, потому что они не смогли организовать все так, как хотелось тебе, – говорит Дженис сухо. – Но суть в том, что ты не стояла на четвереньках и не драила полы.

Мэри Энн склоняется к Тове:

– Това, я надеюсь, ты понимаешь, что если тебе нужна помощь…

– Помощь?

– Да, помощь. Я не знаю, как Уилл распоряжался вашими финансами.

Това напрягается.

– Спасибо, но у меня нет в этом необходимости.