Не люблю презентации и рекламные блоки, всегда хочется услышать суть.

– У вас стул шатается, – решил я немного смягчить ситуацию. – У него же вроде выдвигающиеся ножки. Можно отрегулировать, хотите я сделаю?

– Потому что вы мужчина?

– Потому что я могу.

Анна вскочила с места, как ошпаренная и отошла к окну.

– Пожалуйста.

Вот теперь у нас будет связь, камертоны гудят в унисон – недовольной злобой. Но это ничего, главное, что в унисон. Сменить тональность уже проще, а там и до понимания ситуации дело дойдет.

Проблема со стулом легко решилась. В одной из ножек слегка перекосило механизм. Такое бывает, когда стул поднимается на максимальную высоту. Очевидно, Анна любит быть повыше. Чтобы уравновесить положение, под нераскрывшейся ножкой лежал старенький учебник информатики. Какое варварство, так обращаться с книгой. Небольшого усилия хватило, чтобы дать ножке открыться полностью.

– Готово, – прокомментировал я, выпрямляясь.

Анна заметила в моих руках книгу и потянулась, чтобы забрать ее у меня.

– Зачем вы меня нашли? – спросил я, не делая попытки отдать учебник.

Она замерла с протянутой рукой, потом, хмыкнув, опустила ее.

– Мне нужно, чтобы вы убедили Женю продолжить учебу.

– Что? – не поверил я. – Вы сделали запрос по ДНК, связались с офисом, где я работаю, пригласили сюда, все это, чтобы убедить подростка учиться? Вы правнучка Макаренко?

– Все мы чьи-то дети, – взяв себя в руки, ответила Анна. – Но дело не в этом. И не в вас, конечно, тоже.

Она села на отремонтированный стул и откинулась на спинку.

– Вы были бы прекрасным завхозом, наш никуда не годится, – прокомментировала она, закидывая ногу на ногу.

Некоторые орешки не колются, правда, иногда это лишь значит, что они несъедобны.

– Честно признаюсь, новость, что у меня есть сын, стала для меня большой неожиданностью, – сообщил я. – Видимо его мама не посчитала, что мне стоило об этом знать. В каком-то смысле, я думаю, вы со мной согласитесь, это снимает с меня определенную ответственность.

– Конечно, – легко кивнула она.

– И раз мы оба согласны, что я этому ребенку ничего не должен, с чего вы взяли, что я вообще буду вам помогать?

– Действительно, – взяв паузу на пару секунд, ответила Анна, – у меня имелись некоторые опасения по этому поводу. Вы могли оказаться кем угодно, да и жить где-нибудь далеко. Но нам повезло, – она широко улыбнулась, – вы рядом, и вы адаптолог. А этот случай, можно сказать, как раз по вашей части.

– В каком смысле?

– Ну, вы ведь помогаете людям адаптироваться к новой реальности. Все эти обходные подключения через устаревшие устройства, простые алгоритмы, не вызывающие панику, психологическая помощь… Так вот, у нас как раз такой случай. Женя является участником государственного пилотного проекта по внедрению нейро-ботов. Его класс выпускной, а значит, закончив его, он, как и остальные ученики, станет частью нового общества. Умным, сильным, перспективным, способным конкурировать с любыми кибернетическими и бионическими системами. Это дорогое удовольствие, надо сказать, и большой шанс, возможно единственный для ребенка, от которого отказались родители. И Евгений по достоинству его оценил, более того, в первых рядах дал согласие на участие.

– Вас интересует согласие детей? – удивился я.

– Ему было двенадцать, он вполне мог принимать самостоятельные решения.

– Конечно, двенадцать – самое время для больших решений, – усмехнулся я. – Вы же знаете, как формируется мозг? И понимаете на какой стадии находится развитие нейронных связей в подростковом возрасте? Детям еще столько же надо прожить, чтоб просто начать понимать последствия своих действий. А вы предлагаете калечащую процедуру, последствия которой, скорей всего нельзя будет исправить.