А у них в детдоме всё по-другому. Здесь всё как у солдат в армии, всё по распорядку, ни минуты свободного времени, весь день приходится пахать как ишак, мало того, ещё заставляют по плацу маршировать, петь патриотические песни, до упаду заниматься бегом и разными физическими упражнениями, чтобы на соревнованиях и конкурсах завоевать первое место. К тому же ещё нужно готовить уроки. За полученные двойки, даже и тройки, воспитатели наказывают строго – сажают в карцер.

– Доченька, можно я рядом присяду? – Лена, очнувшись от своих невесёлых мыслей, рядом с собой увидела модно одетую, со следами былой красоты женщину.

– Пожалуйста, садитесь, тётенька, здесь свободно, – ответила Лена приветливо.

– Скажи, доченька, ты по документам Сакирко Елена?

– Да, а откуда вы меня знаете? – спросила Лена взволнованно.

Женщина несколько минут, не отрывая своего взгляда, смотрела на Лену, а потом, резко обняв, начала её без конца целовать, а потом долго, не отпуская её из своих объятий, молча плакала. В её взгляде была огромная любовь к этой девочке, большое горе из-за невозможности исправить содеянное.

Лена, ничего не понимая и не зная, как ей поступить в этой ситуации, сидела в объятиях этой незнакомой женщины. Она также в ответ своими тонкими ручонками обвила её шею. Ей в эти минуты было безумно хорошо. За всю её сознательную жизнь, с самого дня рождения, как она себя помнит, никто её ни разу не обнял и не поцеловал. О материнской ласке она и понятия не имела. Других красивеньких малышей воспитательницы частенько брали на руки, обнимали, целовали, а вот её, страшненькую, никто не хотел ласкать. В такие минуты она всё равно в душе надеялась и ждала, что хоть один раз кто-то обратит на неё внимание, возьмёт её на руки и, как других детей, обнимет, прижмёт к груди, но до сих пор такого желания ни у кого не появлялось.

Но вот, наконец, сегодня её мечта сбылась: она находится в нежных объятиях чужой тётеньки. Она готова была находиться в таком блаженном состоянии бесконечно.

– Доченька, почему ты такая худая, прямо кожа да кости, тут вас совсем не кормят, что ли? – с дрожью в голосе спросила женщина, обнимая её всё крепче и крепче.

– Тётенька, мне здесь так плохо, – сказала Лена, рыдая, – все надо мной постоянно издеваются, бьют. Заставляют меня выполнять всю грязную работу. В шутку в мой стаканчик с чаем сыплют соль, а в суп – перец, и я частенько остаюсь голодной и постоянно хочу кушать. Я маленькая, худенькая, поэтому дать им отпор у меня сил не хватает. Меня обзывают уродиной, а старший воспитатель Клаша-палач меня называет жертвой неудачного аборта.

У Клаши-палач (Клавдию так называли между собой детдомовцы) своих детей не было, и, видимо, поэтому она ненавидела всех детей, без всякой причины могла своей тяжёлой рукой отхлестать – бить по лицу не понравившего ей малыша, даже сажать в карцер. Дети боялись её как огня и старались не попадать в поле её зрения.

– У меня нет подруг, со мной никто не хочет дружить, – продолжала Лена свой рассказ. – Таких, как я, в нашей группе три девчонки. Нас называют неприкасаемыми подкидышами.

Услышав эти слова, у женщины из глаз ручьём потекли слёзы.

– Тётенька, а вот та девочка что кушает? – спросила Лена.

– Как я вижу, она кушает мороженое, – ответила женщина.

– А мороженое, наверное, вкусное?

– А ты что, ни разу не пробовала мороженого?

– У нас в детдоме кушать мороженое запрещено, говорят, что это вредно для здоровья, что дети от мороженого болеют и могут отравиться.

– А вы мне мороженое купите и, если можно, вкусный пирожок?