– Клара! – строгий голос из коридора заставил девушку вздрогнуть.

В дверях стояла высокая женщина-врач, носящая старомодные длинные волосы и прямую чёлку.

Медсестра скорчила кислую мину, словно подавившись лимоном, однако затем собрала волю в кулак, сделала тихий медленный выдох и развернулась, уже виновато улыбаясь. Начальница отозвала её в сторонку и стала строго отсчитывать:

– Ты что удумала? – грозно сдвинув брови, воскликнула новая гостья. – Гладить недочеловека по волосам? Тебе что, так хочется заразиться? Ну так я могу тебе помочь с этим. Еще раз и отправишься в бактериологическую лабораторию приборы стерилизовать!

– Н-не надо… – испуганно промямлила медсестра. – Я просто подумала…

– Ты подумала! Вы посмотрите на неё! – возмутилась врач, всплеснув руками. – Это последнее предупреждение! Иначе вакантное место уборщицы – твоё! – пригрозила она и демонстративно ушла, не дождавшись ответной реплики медсестры.

– Тётенька мальчика нашего напуга-а-ала, тётенька мальчика не лю-ю-юбит, – тянула медсестра слова. – Но не бойся. Клара тебя любит! И тебя любит! – добавила она и посмотрела в сторону лежавшего на соседней кровати Аббаса.

Тот часто дышал, боясь разозлить роботизированные манипуляторы, что-то ковыряющие в его шее. Глаза араба напряженно следили за их движениями, а лицо было бледно настолько, насколько это позволяла его смуглая кожа. Было видно, что последние сутки нанесли серьёзный урон его рассудку: отданный на растерзание мирмидонянам; используемый ими как отнятая игрушка, которой дразнили заключённых, а затем, как снаряд; выживший чудом под ногами несущихся солдат; теперь он лежал на какой-то мерцающей огнями кровати, не вполне понимая, лечат ли его или используют как подопытного кролика.

Клара же не унималась. Нагладившись, она стала рассказывать какие-то сказки и петь детские песенки, словно раненные пленники были малышами, нуждавшимися в них, чтобы заснуть. Артур держался ещё минут двадцать, однако затем, не в силах больше выносить навязчивого отношения медсестры, перебил ее, спросив:

– Скажи, пожалуйста, где мы и сколько нам тут еще находиться?

Клара, обнаружив, что недочеловек знает неоафинский язык, была шокирована настолько, что так и застыла с открытым ртом, из которого не успело вылететь окончание названия волшебного королевства.

– К-как?! Как ты смеешь?! – наконец, сумев побороть немоту, прокричала она и выбежала из палаты, громко зовя на помощь.

«Похоже, ты зря обольщался на их счет» – сказал Артур сам себе и, не имея моральных сил для бурных переживаний, стал флегматично ожидать расправы над собой.

Пока медсестра, пылающая возмущением от дерзости недолюдей, говорящих на её языке, бежала за полицией, Артур повернулся к Аббасу и спросил:

– Эй! Эй! Старик, что с шеей?

Тот в ответ лишь слегка повернулся, посмотрев на соседа по палате взглядом, полным ужаса и беспомощности.

– Ты по-русски не понимаешь? – спросил Артур и, не видя реакции, повторил свой вопрос, коряво постаравшись перевести его. Он пытался вытянуть из Аббаса хоть слово, однако тот, не слыша родной речи, лишь сильнее волновался, и вскоре его щёки смочились слезами отчаяния. Наконец несчастный араб повернулся в сторону дверей и жалостно ахнул.

Там уже стояла медсестра, окружённая сонными полицейскими. Крича на всю палату, она обрушивалась на них ещё недавно так мирно спящих в массажных креслах, требуя жестоко наказать недолюдей, посмевших заговорить с ней на одном языке. Каких-то несколько минут назад умилявшаяся их беззащитностью и искренне считая себя любительницей животных, теперь она ужасалась от мысли, что они смеют посягать на гегемонию человека Неоафин, на его священное и исключительное право владения человеческой речью. Медсестра потребовала сделать что-нибудь с подобной наглостью, но полицейские, кажется, были в обиде на неё, за то, что та подняла их по такому пустяку, и лишь растерянно водили плечами. Наконец переполненная злобой Клара полностью потеряла контроль над собой, выхватила электрическую дубинку у одного из них и несколько раз ударила ею Артура, прикованного к кровати.