Из леса доносились истошные вопли. Два бойца отвлекали внимание укропов на себя, перебегали от дерева к дереву, лупили из автоматов.

Атака прервалась, украинские военные пребывали в замешательстве. Ругался подстреленный офицер. Броневики затормозили, стали неуклюже разворачиваться.

Ополченцы снова бросили гранаты. Бесились яркие вспышки, расползался дым. Одна из гранат взорвалась рядом с «Саксоном». Слабенькая, наступательная, она не могла причинить машине вреда, но, видимо, осколки попали в окно. Машина накренилась, утонула в борозде.

Уцелевшие пехотинцы разбегались по полю, залегали, огрызались огнем. Второй броневик выстрелил из пулемета. Очередь ушла в лес.

– А вот теперь огонь, парни! – злорадно выкрикнул Павел.

Хутор ощетинился раскаленным свинцом. Били, не жалея боеприпасов, изводили магазин за магазином. Капитан ловил в перекрестие прицела перебегающие фигурки, обливал их короткими очередями.

Вот поднялся упитанный боец с перекошенным лицом, вознамерился прыгнуть в безопасную борозду и повалился в нее с перебитыми ногами. Еще один энергично полз, выставив задницу как перископ. Он должен был осознать свою ошибку на собственной шкуре!

Пуля пробила мягкие ткани. Укроп завопил от боли, завертелся как танк, потерявший гусеницу.

Павел перекатился и стал выискивать новую мишень. Он не жалел этих солдат, бил на поражение. Это не та публика, которую насильно гребут в армию. Нашивки на рукаве «Киев-2» были для ополченцев как красные тряпки для быка.

Идейные, фанатичные, пропитанные ненавистью ко всем людям, живущим в Донбассе и в России. Типичные наци, свято верящие в собственное превосходство и ущербность всех прочих. Они рвутся не в нынешнюю Европу, а в ту, что была 80 лет назад. Для них важны те тамошние ценности, которые когда-то декларировал фюрер!

Ухнул гранатомет, заулюлюкал Серега Корвич. Кумулятивный заряд взорвался рядом с броневиком.

В стане противника царила паника. Взвод добровольцев понес потери, был рассеян по полю. Оказавшись между двух огней, многие теряли ориентацию, искали укрытия, из которых даже не высовывались. Самые отчаянные стреляли наобум, куда-то перебегали. Экипажи броневиков были не способны к активным действиям. Подстреленный офицер получил второе ранение, возможно смертельное, и затих в траве.

«Неплохо, – мимоходом подумал Павел, меняя магазин. – Впятером утихомирили взвод».

Деморализованное войско копошилось в траве, броневики пятились к лесу. Заговорил пулемет на «Саксоне», принялся поливать свинцом опушку. Наступать в таких условиях было глупо. Уцелевшие силовики ползли за машинами. У многих не хватало терпения. Они поднимались, бежали под защиту кустов.

Ополченцы на хуторе прекратили стрелять. Глупо тратить последние патроны.

– Командир, мы живы, – прохрипел в переговорник Винничук. – Славно погуляли, да? Бежим с Рустамом на вторую дорогу к мосту, обойдем, через пять минут будем у вас.

– Винни, вы молодцы, – отозвался Павел. – Второй атаки не будет, вы хорошо их потрепали. Больше в бой не вступать!

Долго ли еще сидеть, ждать у моря погоды?! Затишье носило временный характер. Силовики вкатывались в лес, поливая его свинцом. «Подлые террористы» не поставили их в известность о том, что уже ушли оттуда. На ногах осталось не больше дюжины бойцов. Все прочие были ранены или убиты.

Один из «Саксонов» окончательно вышел из строя, встал, не доехав до опушки. Члены экипажа спрыгивали на землю, бежали к лесу. Второй заехал под защиту кустарника, начал разворачиваться.

– Вояки, мать их! – ругался где-то на задворках Шумский, воюя со своей спутниковой станцией. – Все такие крутые, грозные, молодцы против овцы! А только нарвутся на серьезных бойцов, так бегут, теряя штаны!