Нет. Доски пола под ее руками и ногами были настоящими. Она была настоящей и находилась в квартире Сетеная. Она уже не та девушка, что поднималась к Святилищу, не подозревая, как огромен мир за его пределами. Все это осталось позади.

Тело онемело, малейшее движение давалось с трудом. Но ей удалось встать на колени и добраться до стула, а затем и до стола, где по-прежнему поверх растерзанного письма лежал словарь Парцы. Из-под книги клубился дым. Здесь запах был еще сильнее, и Ксорве ощутила сокрушительное давление лотоса на зрение и разум.

Непослушными, напоминавшими пустые перчатки руками она схватилась за книгу, но сил ее поднять у нее не было. В конце концов ей удалось взяться за край свертка и вытащить из-под словаря. Вокруг нее собралось облако дыма, лотос увлекал ее в мир видений.

Поддаться было бы так просто. Один лишь вздох – и она заснет, увидит сон, отдастся на волю темной бездны.

Нет, нет! – подумала она, но колени подкосились, и она оказалась на полу с бумагой в руках. Ксорве злили слабое тело и притупленный разум. Слишком поздно. За эти годы тело ее укрепилось, однако она утратила способность сопротивляться влиянию лотоса. Лишаясь чувств, она успела услышать звук разрываемой бумаги, но уже не могла осознать, что это может значить.

Кто-то поднял ее и понес, она слабо сопротивлялась.

– Ксорве, – сказал чей-то голос, – лежи спокойно. – Это был Сетенай.

Он уложил ее – теперь она это поняла – на диван в их квартире. Дым от лотоса рассеялся. Облегчение быстро сменилось тревогой: Сетенай выглядел безрадостным. Он был одет в униформу Вепрей. Очевидно, он вернулся домой и застал разгромленную квартиру и Ксорве в бессознательном состоянии. Он наверняка в ярости.

– Что случилось? – спросил он ровным голосом, которого она никогда прежде не слышала.

Ксорве было холодно, она чувствовала себя так, будто промокла под дождем. Она разжала негнущиеся пальцы – в кулаке обнаружился клочок вощеной бумаги.

Сетенай взял его и развернул, разгладив на коленке – на бумаге обнаружилась часть символа, разорванного пополам. Он больше не извивался – совсем как жук, проткнутый булавкой.

Сетенай отдернул руки от символа, как будто тот мог ужалить.

– Это было частью оберега, – сказал он. – Почему ты решила, что сможешь справиться?

– Я не хотела раскрывать наше инкогнито, – сказала она. – Простите.

Закрыв глаза, он медленно выдохнул, явно пытаясь совладать с собой.

– Кажется, тебе придется объяснить, что именно здесь произошло.

Покраснев от стыда, она начала рассказ. Сетенай немного расслабился, узнав, что единственным свидетелем случившегося был Парца.

– Он не из болтливых, – заметил Сетенай. – Возможно, стоит поднять ему жалованье.

Но он все еще казался мрачным. В желудке поднималась тошнота – в дополнение к пульсирующей головной боли от лотоса.

– Там был лотос, – сказала она. – Такой же, как в… вы знаете.

– Знаю, – кивнул Сетенай.

– Простите, – повторила она, опустив взгляд. Он вздохнул.

– Ты приняла неверное решение, – сказал он. – Я ждал от тебя большего. Но ничего страшного не произошло, чему я очень рад.

– Нам придется уехать из города? – спросила она. – Это прислал Олтарос?

Сетенай взял со стола вторую часть письма, развернул и приложил обе половинки так, чтобы ключевой знак совпал.

– Нет, не думаю, – ответил он. Ксорве с облегчением отметила, что его голос звучал заинтригованно. Когда что-то привлекало его внимание, он переставал гневаться. – Если бы Олтарос знал, где мы, он бы явился лично.

Он снова посмотрел на бумагу. Изорванный символ напоминал застарелое пятно крови – неподвижное, но яркое.