Глеб моргнул.

Самое обидное, черт, продать телефон так и не успел. И погулять в Москве тоже. Отныне приходится гулять в своем воображении! А что, времени на это достаточно. Неспроста же он когда-то листал фотографии Москвы и удивлялся контрасту в архитектуре. Среди потока автомобилей и бегущих по своим делам людей, среди кофейни и рыбного ресторана, практически у самого метро возвышалась какая-то древняя красивая церквушка. Возле двухэтажных домов, окрашенных в нежно-голубой, зеленый, розовый, точно в каком-нибудь девятнадцатом веке, при Пушкине, стоит современная баскетбольная площадка, где бегают по пояс голые парни и кидают мячик в кольцо. И больше всего удивляет, что при всей этой многогранности и сложной совместимости, древние строения остаются в идеальном состоянии. За культурное наследие Глеб может пояснить кому угодно, за два года проживания в Санкт-Петербурге он научился многому. И с уверенностью заявляет, что в Москве жить лучше. В Москве дома имеют ухоженный вид, не обшарпанный, на стенах нет грязи и шелушившихся слоев краски. Столица совмещает в себе как современный, так и исторический облик России, что делает ее намного разнообразней, а значит ценнее и богаче Культурной Столицы.

Глеб моргнул.

Первым делом он направился бы не на Красную площадь, а в развивающийся деловой центр Москва-Сити. Река там изгибается так, что создается впечатление, будто небоскребы стоят на острове. Остров со стеклянными горами – где можно увидеть подобное, как не в столице? Там шумит вода, на поверхности играется рябь, где-то кричат галки. В реке отображается стеклянное здание, уходящее в голубизну неба, и чтобы увидеть верхушку, нужно высоко задрать голову.

Но Глеб моргнул. Не сам, что-то толкнуло в плечо.

– Просыпайся, уже шесть часов. С минуты на минуту начнется поверка. – Лицо сокамерника своей бледностью выделялось на фоне серых стен. Луч солнца мечом разрезал камеру.

– Я не спал, – пробурчал Глеб, с разочарованием плюхнувшись назад. Мысли о свободе хороши, но они побуждают в нем злость. Жизнь за стенами кипит без его участия, и никому нет дела, что он погибает в Штрафном Изоляторе. Люди занимаются делами, кто-то встал пораньше, чтобы выгулять собаку или сходить в тренажерный зал, кто-то спит этим солнечным утром, а Войнов Глеб должен заниматься не пойми чем. По правилам утренней поверки заключенные должны находиться у решетчатой двери, должны быть в одних трусах, стоять плечом к плечу, просунув руки в отверстие решетки. Если тюремщик входит в камеру, то заключенные перемещаются к дальней стене, уткнувшись носом в бетон. Когда тюремщик забирает матрасы и запирает дверь, поверка заканчивается. Тогда заключенным предоставляется свобода действий, они уже могут заниматься чем угодно. Будто было бы чем.

– Зачем мы каждый раз раздеваемся? – Войнов Глеб снял рубашку, но спрыгивать босыми ногами на бетон пока не спешил. Когда услышит Повислого в коридоре, тогда слезет.

– В целях безопасности. Чтобы мы не могли спрятать какой-нибудь камешек в складках одежды. Повислый боится, что мы ему по башке треснем. – Взгляд Саши задержался на груди Глеба. – А еще он проверяет, нет ли у нас побоев.

– Которые он сам же нам оставляет. – Пошутил Глеб, но как-то самому стало паршиво от своей шутки.

В коридоре грохнула дверь, и Войнов Глеб, спустившись со второго этажа, занял исходное положение рядом с сокамерником. Ступни жгло холодом.

– Я тебя еще ни разу не спрашивал: откуда ты родом? Не из Москвы, случайно?

– Я родился в Рязани, – ответил Саша Пастухов. – Но и в Москве тоже бывал.