Прислушавшись к своему внутреннему голосу, Анни произнесла:

– Да, пожалуй.

В итоге они оказались в маленьком баре, завсегдатаи которого то ли просто не привыкли к обществу прелестных женщин в столь возмутительно дорогих блузках, то ли их совершенно не заметили, – во всяком случае, Анни с Миндой сидели себе за столиком в углу, никем не потревоженные, и спокойно потягивали виски под имбирный эль.

– И что теперь собираешься делать? – спросила Минда, по-прежнему не выпуская ее руки, словно иначе Анни немедленно сорвалась бы с места и убежала. Что, собственно, скорее всего бы и произошло. И все ж таки Анни было приятно, что кто-то проявляет к ее персоне живой интерес, не пеняя ей, будто она тронулась рассудком.

– Пока не знаю, – ответила Анни. – Вот доснимем фильм, и, наверное, свалю отсюда куда-нибудь. Устрою себе небольшой перерыв от съемок.

– Не делай этого, – искренне встревожилась Минда.

– А что такое? Почему?

– Ты такая классная актриса. Совершенно потрясающая!

– Ну, я, м-м… так сказать, надеюсь… – Переминаться таким образом Анни могла бы часами, однако Минда взяла инициативу в свои руки.

– Мне нравится играть, но именно игра у меня пока что получается не очень. Я руководствуюсь каким-то дурацким, заранее прописанным планом, изображая именно то, чего от меня ждут, – а ты просто инстинктивно знаешь, что нужно делать. Следить за твоей игрой – это что-то невероятное!

– У нас же вроде как нет совместных сцен.

– Я просто наблюдаю за тобой, – с улыбкой призналась Минда. – Слежу с безопасного расстояния.

– О-о…

– Надеюсь, тебя это не разозлит?

Анни помотала головой:

– Это даже мило. Многие за мной наблюдают.

– Вот только я – с пристрастием, – добавила Минда, крепко, до дрожи в пальцах, стиснув руку Анни.

Только теперь Анни наконец осенило, что Минда пытается ее закадрить. На Анни вдруг снизошло озарение, что Минда Лоутон снялась в семи картинах, и в четырех из них она целовалась с другой женщиной. А еще снизошло то, что Минда Лоутон на самом деле чертовски красива и что у нее большие, распахнутые, глаза и вполне даже изящная шея, а лицо настолько чистое и гладкое, что не несет ни малейшего намека на какую-то пластическую хирургию, являясь лишь результатом некоего изумительного волшебства.

Перегнувшись через стол, Минда поцеловала Анни, которая ничуть тому не воспротивилась. Сев обратно на стул, Минда задумчиво покусала губу и призналась:

– Пару недель назад я целовалась с Фримэном.

– Ну, это, скажем, была не лучшая идея, – фыркнула Анни.

Минда рассмеялась.

– Просто мне не хотелось, чтобы ты услышала это от кого-нибудь другого и подумала, будто я хочу перелизаться со всей съемочной группой.

– То есть лишь со мной и с Фримэном.

– Ну, и еще с его помощницей.

– Правда, что ли?

– Понимаешь, она мне рассказала, как ее однажды пытался поцеловать дядя, а со мной когда-то случилась похожая история – и мы с ней вдруг начали целоваться. Хотя не думаю, что она об этом помнит. Она набралась тогда в стельку.

– А ты – нет?

– Я – нет, – пожала плечами Минда.

– То есть только я, Фримэн и его помощница?

– Именно. А если ты захочешь, я с этой минуты буду всегда только с тобой.

– Ну, знаешь, не будем совсем-то уж сходить с ума, – сказала Анни, чувствуя, что готова лететь в пропасть, но еще цепляется кончиком ступни за что-то очень важное.

– А почему бы нет? – хмыкнула Минда, и Анни, в изрядном подпитии, не смогла придумать ни одного здравого довода.

Анни катнула по дорожке свой первый скибольный шар – снаряд из твердой полированной древесины ощущался в руках настоящим оружием. Тот в мгновение ока вскочил на «бугор» и очутился в кольце на пятьдесят очков.