Вот и в этот раз у Степана возникло это же тяжёлое ощущение, что он во всём хуже своего же подчинённого. Что ему уже никогда не стать тем, кем он мечтал быть с самого детства. И каждый раз, пытаясь разобраться в этих ощущениях, Степан старался вспомнить, в какой же именно момент его жизни он превратился из наивного мечтателя в прожжённого циника. Правда, в этот раз Степан решил отложить самокопание «на потом».

Усмехнувшись с легко различимым презрением, Степан пожал плечами:

– А кто ж их знает, куда они запропастились! Кстати, надо будет потом с их начальством поговорить. Пусть они с ними сами разбираются!

На что фельдшер, слегка прокашлявшись, заявил:

– Да не виноваты они ни в чём. Это я их из комнаты на кухню выгнал. Не люблю, когда над душой стоят.

Сергей, чему-то радостно усмехнувшись, тут же исчез из дверного проёма. «Пошёл с нарядом разговаривать, – зачем-то для себя уточнил Степан, – Ну, и хорошо. Пусть уж лучше там языком чешет, чем будет мне тут глаза мозолить».

Кивком указав на труп, Степан спросил фельдшера:

– Ну, а до заключения патологоанатома что можете сказать? В самом деле – сердечный приступ? Или же всё-таки передоз чего-нибудь там?

Пожав плечами, фельдшер с сомнением в голосе ответил:

– Да кто ж его знает? Очень похоже на сердечный приступ. Но ведь сейчас каждый день какая-нибудь новая дрянь появляется. Может, и выкурил чего. Или выпил. Сейчас молодёжь всякую пакость готова глотать, чтобы кайф словить. Это только наша Танечка – исключение.

Степан со злостью подумал: «Вот подброшу ей пакетик герыча! Будет вам всем тогда исключение!»

Но, следуя примеру фельдшера и эксперта, постарался улыбнуться девушке как можно более дружелюбно.

Наконец, эксперт, видимо, удовлетворившись проделанной им работой, театральным жестом указал на труп:

– Ну, я закончил! Теперь вам с ним возиться!

В районном отделе полиции Степан, привычно пройдя ритуал пожатия руки дежурному, поднялся в кабинет.

Так как его подчинённые пока ещё не приехали, да и приедут совсем не скоро, он решил заняться «делами». Вот только все его «дела» свелись к банальному перекладыванию папок и бумаг с места на место. Ну, нет у него способней сыскаря! Он вообще и в милицию-то пошёл работать только из-за желания его отца. Семейная традиция, видите ли! Степан вспомнил, как покойный отец настойчиво вдалбливал ему, как это важно, чтобы традиция работы в милиции не прерывалась. Вот и пришлось Степану, душа которого никогда не лежала к работе по охране закона и порядка, заняться тем, что ему кажется пустой тратой сил и времени. Ему всегда казалось, что их работа – совершенно пустое занятие. Разве можно заставить людей не совершать преступления?

Как бы там ни было, но пришлось не просто начать работать в милиции, но и постараться сделать на этом поприще хоть какую-нибудь карьеру. И Степану это удалось. С трудом, но всё же. Конечно же, все его достижения сводились и сводятся к простому руководству. Всю же работу по сыску проводят его подчинённые. Каждая новая должность, каждое новое поощрение или премия в послужном списке Степана – это заслуги его подчинённых. И, как только он получал от начальства очередное поощрение, Степан старался избавиться от тех, благодаря кому он это самое поощрение получил. По его мнению, ни в коем случае нельзя оставлять рядом тех, кому хорошо известно, каким именно образом раскрыто то или иное преступление. Пусть они работают где-нибудь ещё. В другом месте. Где-нибудь, где они не смогут рассказывать всем и каждому, что их непосредственный начальник – бездарь, укравший у них вполне ими заслуженное поощрение.