«Ниччего… ххочу отправитьсся… зза ним…»

Губы самопровозглашенного Барракуды изогнула кривая ухмылка.

– Я тоже хочу поскорее настичь этого ублюдка. Но что поделаешь – приходится выжидать, терпеть! Попробуем поймать его на Бермудских, или хотя бы выяснить, куда…

«Ссххожу… к нему… сснова…» – мокой шевельнулся, намекая что хочет покинуть тело человека. С этим телом он мог позволить себе даже такое, оно не нуждалось в постоянном контроле. Оно итак всецело принадлежало ему, и все мысли этого человека были для него открытой книгой. С Арчибальдом Молле он никогда не был до конца уверен, о чем думает человек.

– Такое чувство, что ты по нему скучаешь.

Ах, наблюдательный гаденыш! Что за глупые выводы! Нет, нет-нет-нет, он не скучает по этому сильному ублюдку, он мечтает одолеть, мечтает убить его… но он должен быть в курсе дела. Должен точно знать, что все идет так, как надо, и что ловушка все-таки сработала.

«Подготовь… ихх… Пуссть жждут!» – приказал он и, подумав, прибавил еще одно слово, тяжелое, сложное человеческое слово, – «Жертвоприношшшение…»

– Ты хочешь принести Молле в жертву? – Джон расплылся в довольной улыбке, – Ну, что ж, я совсем не против такого расклада. Этой твари место только на дне океана, пусть волны поглотят его! И его жизнь даст силу тебе.

«Ссоглассен…» – мокой сдержал вздох. До чего же глупое тело он избрал на сей раз!

«Мне нужжен ещще… один… Тирвассс…»

– Тирвас? – Кэмпбел почесал висок задней частью ручки, – Я что-то слышал о таком слове… мм… не помню, что-то где-то говорили… зачем он тебе?

«Его кровь… дасст сссилу!» – тень раздраженно завозилась, – «Подготовьсся! Они придут… вссе придут, и ты убьешшь ихх…»

***

Была ночь. Последняя ночь на лайнере – завтра они прибывали в порт Гамильтона, а покидать его уже заранее решили на самолете. Вокруг царила сонная тишина, лишь изредка прерываемая тихим шелестом волн.

Арчибальд стоял у борта на верхней палубе – единственный из пассажиров, кто не спал в этот час, – и смотрел на воду. Ему хотелось скорее добраться до цели, его душа жаждала определенности, конкретности, ему безмерно опротивела эта зыбкость, окружающая его – и относящаяся к океану, и относящаяся к действительности.

Он хотел понять. Понять, что замыслил мокой, узнать, каковы его намерения и уже на основании этого определиться с собственными действиями. Он любил действовать, любил бросаться в бой, сражаться и побеждать, а вынужден был торчать у борта, ожидая конца путешествия. Он любил убивать… раньше. Раньше любил, но сейчас воспоминания о пролитой крови душили его. Мужчина ловил себя на желании стать совершенно нормальным и, более того – добропорядочным человеком.

Спать ему не хотелось. Мыслей было много, даже слишком много, и Арчи предпочитал потратить ночное время на размышления, на попытки восстановить цепь событий, определить для себя причинно-следственную связь.

– Жждешшь?

Знакомый шипящий голос, внезапно зазвучавший, вынырнувший из волн, заставил его вздрогнуть и вглядеться пристальнее. Вода, вода, вода… но может ли морская пена вдруг сложиться в острые зубы, могут ли среди океанской воды загореться злые глаза, глаз, единственный глаз морской твари!

– Не могу дождаться, – бросил ядовитый ответ Молле, – Зачем явился?

– Помощщь… – мокой завозился, извиваясь в воде, потом вдруг подался вверх и заколыхался над водой бесплотной тенью. Слишком хорошо знакомой тенью.

– Я сказал, что не буду помогать тебе.

– Знаешшь… тирвасс… он зздессь?

Арчи чуть приподнял уголок губ. Догадка Доминика начинала подтверждаться.

– Не твое дело.

Тень мерзко захихикала, забулькала, заколыхалась, то исчезая под водой, то вновь появляясь на поверхности.