Неудачи и промахи Танюши укрепляли Ирку в ощущении собственной женской полноценности. В бабе важна цепкая бабья хватка, а не молодость, не красота. Девочку-красоточку за копейку купишь, а бабу не провести.

Даже Русланчик не остался в стороне. Как-то в кухне, один на один, он, невинно улыбаясь, тихо сказал Танюше:

– Пригласила бы меня пробку выдернуть – никто бы и не шумел.

Танюша испугалась Русланчика больше, чем мать и отца, которые могли побить и наорать. Нажаловаться на Русланчика Танюша уже не посмела: кто ей, проститутке, поверит? Это мать сказала, что теперь она как проститутка.

Танюша понимала, что мать права. Понимала, что сама испортила себе жизнь. Да, Владик ничего у неё не взял, она осталась девственницей, но ведь проститутка – не та, которая потеряла девственность, а та, которая потеряла неприкосновенность. Грубые руки Владика, пинки отца, удары матери, намёк Русланчика – всё это разрушило в Танюше ощущение неприкосновенности.

Она лежала ночью на своём раскладном кресле и думала, что теперь она опозорена и перед всеми виновата, с ней теперь можно делать что угодно. Как ей прожить оставшуюся жизнь? Танюша представляла, что, когда у неё будут дети, она всё равно убежит с ними куда-нибудь вообще далеко-далеко, и там вырастит детей, и они будут её любить и уважать и никогда не узнают про её падение. Только так она снова станет хорошей и любимой.

Через несколько дней после спасения из Ненастья Серёга опять увидел Таню в спортзале. Правда, Яр-Саныч теперь не оставлял дочь в тренерской – как будто вся передряга с побегом случилась из-за того, что Таня находилась в каморке отца без присмотра. Танюша послушно сидела на скамеечке у запертой двери в тренерскую, держала на коленях тетрадь и что-то писала – делала домашнее задание. Раскрытый учебник лежал рядом на скамье.

– Как дела, Ярославна? – весело спросил Серёга.

– Хорошо, – тихо ответила Таня.

Серёга всё понял. Он уже разобрался в характере Яр-Саныча. Он достал из кармана ключ от «мостика» и протянул Танюше:

– Иди в мой кабинет, – сказал он. – Будь там, сколько тебе надо.

Таня робко взяла ключ, прикреплённый к увесистой деревянной груше.

Серёга направился к Куделину, который возился около тренажёра.

– Саныч, ты чего, решил замордовать дочь? – негромко спросил он.

Куделин злобно молчал. Его заколотило, потому что опять его гнули об колено, не давали отвести душу, однако спорить с Лихолетовым он боялся.

– Не трясись, – посоветовал Серёга. – Я твою дочь не украду.

Яр-Саныч Серёге не поверил, но с того разговора Таня проводила вечера на «мостике». Серёга старался не заглядывать туда, чтобы не смущать девочку. Однако ему всё больше и больше нравилась мысль, что у него на «мостике» сидит Танюша. И девочка эта ему тоже нравилась всё больше.

На «мостике» расстояние, которое отделяло Танюшу от постели Серёги, оказалось слишком близким. Серёга, человек прямой и наглый, быстро устал от ограничений, которыми он сам себя повязал. Серёгу тянуло к этой робкой и недозрелой школьнице. Она почему-то волновала Серёгу, словно мальчика.

Тогда, весной 1991 года, «Коминтерн» уверенно набирал силу: объединил бизнесы «афганцев» и навёл свои порядки на городской товарной бирже. Серёга, лидер «Коминтерна», становился в Батуеве авторитетным деятелем. В боевых подругах у Серёги тогда числилась Ленка Лещёва, сестра Митьки Лещёва, «афганца», которого Серёга пристроил в один из кооперативов.

– Серёня, ты чего такой? – обижалась Ленка. – Всё у тебя дела, дела. Мы уже неделю с тобой никуда не ходили – ни в кабак, ни в кино. Так-то, если что, я твоя девушка – напоминаю. Чего я одна-то сижу, как дура?