– Да уж… У меня отличный муж. И ему сейчас многое пережить пришлось.

– А я его знаю, мы с ним тут тоже переписываемся.

– Вот как… И вправду уютное место. Мне иногда кажется, что я сплошь покрыта пеплом.

– Да я тоже… Это я только с виду такая злая. Но своего я никогда никому не уступлю. Я люблю идти только вперед.

– А я топчусь на месте. А мыслями в Иркутске. Это город, которого нет, я его сама выдумала и слепила…

– О… Смотрю ты любишь страдания.

– Да ладно, не стебись.

– Ты думаешь, он там вспоминает про тебя? Радуется, козлина, точно тебе говорю.

– Веселая ты, однако… Рада, что мы познакомились. Но что ж так до бесовщины грустно. Кажется, что так всегда будет.

– А ты приезжай ко мне. Залижем твои раны. Все будет хорошо.

– Ты серьезно?

– Вполне. Устроим тут дикие оргии с бубном (Cмайлик).

– Ого! Ты еще и шаманка. А что… я приеду на 8 марта, не против?

– Да!!! Да!!! Еще скажи, что ты не шаманка… Никогда не поверю… Я рассказы твои читала… «Тишь… а ты говоришь, как странно они перешептываются…» Да ты же просто находка. Вино пьешь?

– Ну, не очень-то пью. А писать рассказы я начала после расставания с ним. Эх… На каждую роковую женщину найдется роковой мужчина…

Стремительные сборы в дорогу. Снова я увижу холодный строгий город в сером. Увы… Только все совсем иначе. Начало марта – самый тяжелый месяц в году. Ненавижу март. Рижские улицы сонно плачут от грязного снега… «Дворник не может очистить их серость», очень в тему вертится безумная строчка из одной песенки. Кукушкина гора похожа на чертог Снежной Королевы, которая сдерживает свои снежные слезы. А совсем скоро женский праздник – именно в этот день совсем по-булгаковски я люблю носить в руках отвратительные желтые цветы. Муж стал молчаливым и отстраненным, однако захотел ехать в Питер вместе со мной. Это было неожиданно: в коем-то веке мы поедем вместе к моей новой подруге, которую пока что не видела ни я, ни он.

– Неужели у тебя получилось отпроситься с работы? – я подсела к нему ближе, внимательно разглядывая привычное лицо.

– Да что-то я заработался. Тоже хочу увидеть Петербург, наконец. Не все же тебе одной колесить по России. Или ты против моего сопровождения?

– Что ты… я не против, – какая-то незнакомая тревога не позволяла нормально радоваться.

– Поедем на 5 дней. Тебе предоставляю купить билеты, бери сразу туда и обратно, – уверенно и спокойно прозвучали его слова.

– Да… Хорошо… Тебе очень подходит этот черный свитер, – задумчиво произнесла я. По первому порыву хотелось подойти и прижаться к нему, но он, как будто нечаянно, меня отстранил.

– Ну, ладно, я пошел.

– Куда ты снова уходишь? Последнее время мне кажется, что ты меня все время избегаешь.

– Нет, просто много работы, – устало выдохнул он.

– А пьешь ты тоже из-за работы? Ты даже в глаза смотреть боишься… Что-то ведь не так. Я будто ступаю по мелкой речушке, а ноги почему-то вязнут в болоте. Дай мне руку что ли…

– Ты знаешь… – ему тяжело давалось каждое слово. А его глаза уставились сквозь меня. Он устало оглянулся… Я сглотнула…

– Говори уже все, что есть. Я все равно понимаю, что нечто перевернулось, накренилось, сломалось… в наших механизмах сломалась дефицитная нить. Это из-за меня?

– Нет… Нет… Я люблю другую, – слегка треснул его голос.

– О боже… Зачем?! Зачем?! Зачем… тогда ты написал ему письмо? Это она? – в моем голосе пульсировала мучительная боль, перекрываемая диким страхом безысходности.

– Да, это она.

– Как же мы сейчас к ней приедем? Черт… что же делать… какой банальный вопрос… ты же ее даже не видел, – я пыталась цепляться за ничего не значащие фразы.