Та шальная крайсветная одиссея вышла боком. Каждому своё, а Богодухов с Шубиным, без торговой смётки, безъязыкие, скупали не то и по завышенным ценам, однажды заблудившись в дебрях бесконечного стамбульского базара, впустую потеряв драгоценный день. Вышел у них четверг впереди среды, взяли свинью за жабры, в заграницах только обувь истрепали.

Стояла поздняя осень, погода – глухое предзимье. На обратном пути после злых дождей Москву некстати накрыл короткий снежный буран, и самолёт приземлили в Киеве. Но у Незалежной свои порядки: пассажиров – сплошь челноки! – не выпустили из погранзоны, с багажом загнали в обшарпанный зальчик ожидания. Народ отборный, но предельно истощённый недельным шоп-туром, каждый – в себе. Когда мужики кантовали огромные баулы, жилы на шеях опасно вздувались до шпагата. На женщин с неподъёмной кладью, челночивших в одиночку, страшно смотреть.

То была ныне подзабытая народная эпопея. Вышвырнутая рыночной похабелью с насиженных гнёзд, восстала из небытия упорная русская старина и, не думая о самосохранении, ринулась нехожеными тропами, чтобы прокормить семью. Никто не заботился о внешности, измождённые, пройдя через нецензурные мытарства, они были толпой одиночек. Но в те окаянные дни отважное челночное племя, не жавшееся к печке, дравшееся за будущее, во многом спасло корчившуюся в рыночных схватках страну. То был поначалу не понятый – сколько насмешек! – памятный эпизод народной русской истории, стоящий в одном ряду с вагонными мешочниками военных и первых послевоенных лет, когда люди на своём горбу из конца в конец огромной страны везли припасы для пропитания попавшей в беду родни.

Богодухов и Шубин вернулись без радостей, считай, из сапог в лапти переобулись. Когда жёны, сопоставив траты с возможными доходами, подвели плачевный итог, мужики раздавили на богодуховской кухне бутылку «Бехеревки», и любивший пофилософствовать Сергей сказал:

– Нет, не своим делом мы занялись. Рысью пахать стали, евнухи взялись учить Потёмкина. Скажи, Димыч, где мы? На пустоши или на пустыре?

– Не понял.

– Могу спросить иначе: что сейчас важнее – размышлять, откуда идём, или думать, куда идём?

– Дважды не понял. Об что речь?

– Ну, по поводу куда или откуда – разговор особый, нашим мозгам его сейчас не поднять. А вот о пустоши или пустыре… Если мы на пустоши, деться некуда – надо её пахать. Ехать в Турцию снова и снова, пока печаль на радость не переложим. А ежели мы на пустыре, то его надо новьём застраивать. В общем, пахать или строить? Вот они, главные сомневансы. Но если строить, то как оживить русскую сказку-мечту, где справедливость идёт рука об руку с нравственностью?

В тот раз они ни о чём не договорились. А ещё недели через две в квартиру Шубиных на проспекте Мира ворвался взбудораженный Богодухов. Сбивчиво, забегая вперёд и возвращаясь к началу, он рассказал, что ему удалось набрести на Клондайк. Кто-то из прежних знакомых проговорился, что недавно из Америки к нам завезли партию редких гумусных червей, которые плодятся несметно, как роковые яйца у Булгакова, вырабатывая небывалый по плодородию почвенный слой. Для новоявленных фермеров это истый клад, на таком жирном гумусе получают по три парниковых урожая в год. Если Шубин войдёт в долю, через неделю можно основать в Одинцовском районе «червячную ферму» – полутеплый сарайчик. А больше ничего и не нужно.

– Денег тоже не нужно? – съязвил Дмитрий, ушибленный стамбульской неудачей.

Богодухов обиделся на подначку, но терпеливо принялся разъяснять, что небольшой капиталец необходим, во-первых, на приобретение «маточного поголовья» заморских чудо-червей, во-вторых, на комбикорм для них, в-третьих – копейки на аренду сарайчика.