Но Нина всегда оставалась сама собой, проницательной и слегка насмешливой. Она сразу раскусила смысл вопросов и ответила по сути донцовского интереса:

– Богодуховы на поминки не едут.

– Кто такие Богодуховы?

– Это история долгая, трагическая. Как-нить опосля.

Шубин, попрощавшись с Донцовым, сказал жене:

– Меня не ждите, догоню. Один хочу побыть, сказать кое-что Степан Степанычу.

Но говорить Дмитрий собирался не с покойным тестем, а с самим собой. Свежий могильный холмик, могучая берёза, скромный, похоронный обряд пробудили в нём грустную, но величавую мысль. Ему подумалось, что именно сегодня по-настоящему уходит в вечность бывшая эпоха большого стиля, которая то ли Соколова наделила высокими людскими достоинствами, то ли сама заняла у его поколений нравственный капитал. Да, утвердился Шубин, сегодня – прощание с эпохой. Степан Степанович Соколов-Ряжский… Вспомнил, как заводской приятель тестя Подлевский, который в перестройку подался в бизнес, подтрунивал над Соколовым, называл его «дефис Ряжский», – мол, вынырнул Степан из орды однофамильцев. Шубин криво усмехнулся: уж он-то знал истинную причину «удвоения» фамилии.

Снова с печалью подумал, что сегодня не только хоронили трогательно-заботливого тестя, но с ним ушла в историю не очень ласковая, зато не стяжательская, добросердечная эпоха, сохранившаяся в закоулках памяти, словно ржавые несрезанные гроздья пожухшей сирени. Философски вздохнул и, как ни чудно́, испытал душевное успокоение. Завершилось время метаний, раздвоений, суетливой беготни мыслей, головоломной медвежути. Прошлое умерло. После шикарного кутежа на обломках СССР вступила в права другая эпоха – новые смыслы и обычки, взлом бытия, немилостивые государи, ставящие интересы выше ценностей. Жестоковыйное, накопительское, беспощадное к людским страданиям время – словно беспристрастное лицо манекена, но по-своему привлекательное, с перспективой, не прощающее промедления на развилках выбора. Правда, и старорусские традиции вернулись: не умеет эскадроном командовать – дать ему в управление губернию.

Аркадий Подлевский тем временем петлял среди частокола невысоких надгробий, двигаясь к семейному захоронению, и дивился происшествию. Никакие высшие силы его под бок не толкали, это сочинилось для фасону. Бродил по кладбищу в ожидании работяг, ушедших за цементом: они ладили фундамент под плиту коричневого мрамора с богатейшим декором, заказанную гранитчикам. Подлевский намеревался соорудить повыше, размашистее, но директор кладбища, не скрывая разочарования, – выгодный клиент! – наложил запретна излишества: кляуз не оберёшься. Вышло околомодье, но всё равно «Рашен майнд» – русский дух. Зато изготовят надгробие вне очереди.

На чужой погребальный обряд его навёл случай. Но Аркадия поразило совпадение: Соколов и отец, который победно разгромил его на поприще добывания земных благ и с которым до конца жизни заочно мерялся по части каких-то нематериальных «дисциплин», сравнялись кладбищем. Подумал удовлетворённо: «Уж по надгробию-то мы верх возьмём!»

А ещё Подлевскому приглянулась смазливая бабёнка на соколовских похоронах. Опаньки – и мысли перескочили на мирское: надо разузнать, кто такова, а обхаживать, шатать женщин мы умеем. Нажал мобильник, который всегда в руке, вызвал шофёра.

– Иван, сейчас выйдет молодуха в фиолетовой шали. Её надо до дому проводить. Понял?

Не успел дойти до родительской могилы, вякнул ответный звонок:

– Аркадий Михалыч, докладаю. Их двое. В ритуал не сели, идут на рейсовый.

– Та-ак… Значит, вот что, садись с ними в автобус, и чтоб сегодня же доложил адресок. Ключи оставь под сиденьем.