Вдруг резко сменил тон.

– А ведомо ли вам, братцы, что в 1927 году здесь, в Питере, царя-освободителя Александра Третьего в железную клетку аки преступника заковали? – Рассмеялся, отвечая на недоумённые взгляды. – Памятник, памятник! А сегодня ему в Крыму величественный монумент воздвигли. Нет, что ни говорите, а безмерно величие России в пространстве и во времени. А ещё – в вечных исканиях народом справедливости. От изумления века́ моргают ве́ками. В России власть обязана мыслить масштабами поколений и столетий. Но сегодня спрос не на способных, а на удобных.

Уже изрядно захмелев, опираясь на стол, Синицын тяжело поднялся с рюмкой в руке:

– Давай ещё по пиисят…

Цепенеющим взглядом упёрся в Добычина, с напором начал:

– Пушкина, Пушкина штудируйте. – Стал с выражением декламировать: – «Иль русского царя бессильно слово? Иль нам с Европой спорить ново? Иль мало нас?..» – Сделал паузу и закончил совсем на другой ноте: – О ком трубит архангел Гавриил? Об идущих нам на смену…

По пути на Московский вокзал Виктор позвонил Вере. Сказал запросто:

– В Москве буду восьмичасовым «сапсаном». Меня никто никогда не встречал, кроме водителя. Может, ты встретишь? Третий вагон.

Она снова ответила легко, без жеманства:

– С удовольствием.

Донцов не стал тревожить ни шофёра Серёгу, ни телохранителя Вову. Они с Верой на такси доехали до «Азбуки вкуса», открытой недавно на Смоленке, недалеко от донцовского дома, набрали всякой снеди, включая классический оливье, готовые голубцы и даже фруктовый салат «Чунга-чанга». Не сговариваясь, взяли бутылку крымского – именно крымского, словно для них это был «пароль» и «отзыв», сверка по запросу «свой-чужой». Вера быстро, сноровисто накрыла стол.

Виктор, взбудораженный полуночными питерскими тёрками в мини-отеле на Васильевском острове, не уделяя ни малейшего внимания экономическому форуму в Шушарах, бросился пересказывать застольные мужские откровения. Она слушала внимательно, от удивления широко раскрыв глаза, в которых Донцов не мог не заметить искренней радости. Иногда кивала, если у него выскакивало особенно удачное замечание или словцо, вроде «человековолчества», когда речь шла о надоевшей по маковку эпохе «потреблядства», – он извинился за неблагозвучие. И так увлеклась, что начала задавать уточняющие вопросы.

Потом спросила о главном:

– А как сложился ваш мальчишник? Собутыльники сбросились на троих? – И осудительное «собутыльники» прозвучало в её устах не оскорбительно, а скорее с ласковой интонацией. – Говоришь, один из провинции, другой из «Единой России». Случайная встреча и такое глубокое совпадение взглядов?

– Ну, как случайная? С Добычиным мы сговаривались заранее, я его по Думе знаю. Синицына тоже как-то видел, они с Севой друзья детства, уральские. Случайным тот разговор не назовёшь, одной масти люди сошлись. Но меня другой вопрос терзает, именно терзает, иначе не скажешь. Вот собрались за бутыльцом трое мужиков, душой, сердцем, всем нутром своим радеющие за Россию, – «Единая Россия» тут ни при чём, на саммит в мини-отель мы прибыли в личном качестве. Всё осознают, все угрозы, нависающие над страной, видят – в меру своих знаний и пониманий. Три мощных мужика! Хотя чую наверняка, что нашу позицию разделяют тысячи, миллионы, в том числе многие, суетившиеся на форуме. Ну и что? Вот скажи, скажи, что мы можем сделать, чтобы унять ахинейцев, изнуряющих экономику? Чтобы этих либеральных гуру, оседлавших Россию, как говорят на мужском арго, послать куда положено и без возврата, в пожизненный игнор.

Запнулся от возмущения, а Вера, воспользовавшись паузой, добавила ему оливье.