Как только Уолтер вымыл руки у колонки, остальные поняли, что пора приводить себя в порядок и занимать место за столом.

Прежде всего каждый из них выпил залпом несколько стаканов воды, а затем пошли разговоры.

– Ну и жара! Как думаете, сколько сейчас? За сотню уже перевалило? Ну хоть не так влажно. Недавно у Билла Уайтхеда было хуже. Там у реки всегда влажно.

Покачали головами.

– Но надо отдать ему должное, урожай собрали знатный.

Потом:

– Вот, попробуй, Рольф. Розанна – мастер по части шинкованной капусты. Хороший кусок мяса, Уолтер. Тощий, но вкусный, это верно. Сколько будешь забивать в этом году? У меня подвал полон грудинкой и сосисками, не успеваю есть. В этом году аж до мая не пришлось забивать курицу. Арбузы хороши. Но для арбузов у нас почва недостаточно песчаная. А как у вас картошка в этом году? Я ее даже не сажал, просто прикрыл навозом и соломой. То и дело хватаю растение и поднимаю, смотрю на клубни.

А потом, когда наелись:

– Можешь сажать сколько угодно кукурузы, Отто, но на этом не заработаешь, разве что свиней кормить. Чем больше свиней, тем больше прибыли. Я их зову ходячими долларами. Кузен Марты подкинул нам в этом году нескольких дюроков[12]. Я люблю ветчину из гемпширов[13], но ее кузен говорит, из дюроков бекон лучше.

За этим последовало долгое обсуждение пород свиней. Сам Уолтер держал беркширов, и они любили овес. Впрочем, чего они не любили? Уолтер был счастлив. Заговорили о машинах: кузен Билла Уайтхеда в Сидар-Рапидс купил свой второй «Форд» модели «Т» за двести шестьдесят долларов, но ему пришлось выложить еще сорок за электрическое зажигание.

– По крайней мере, сейчас можно такое установить, – сказал Ральф Смит. – Мой дядя сломал руку, когда перед войной заводил эту штуку.

Уолтер откашлялся, но промолчал. Он пока не разобрался, как можно одновременно иметь заложенную ферму и машину, поэтому, как и отец, предпочитал лошадей.

Вышла Розанна с малышом Джо на руках. Джо исполнилось уже пять месяцев, он был крупным и здоровым. И не скажешь, что поначалу все было как-то неопределенно, хотя масштабов неопределенности не знал даже сам Уолтер. Ребенок родился совсем маленьким, хотя и припозднился, согласно расчетам Розанны и ее матери. По мнению матери Розанны, он даже выглядел поздним. «Как старичок, – сказала она, – весь изможденный и морщинистый». А потом еще и молока не было, ни в первый день, ни во второй, и Розанна, вне всякого сомнения, беспокоилась. Ну, а от доктора Геррита было настолько мало толку, что Мэри просто велела ему уйти. Сам Уолтер считал, что помогла овсянка. Розанна смогла поесть – сначала с водой, потом с молоком, потом со сливками, а потом и с маслом. Каждый день ей становилось лучше, а вслед за ней – и малышу Джо, и только посмотрите на него теперь. Мать Уолтера, как обычно, заметила, что он – копия самого Уолтера: густые темные волосы и толстые щечки. Уолтер наблюдал за тем, как Розанна обошла стол с Джо на руках, говоря:

– Джоуи, Джоуи, посмотри, все наши друзья пришли к тебе в гости!

Джоуи положил одну руку ей на щеку, а другую Розанна держала в своей. Она говорила, что Джо не такой развитый, как Фрэнки был в его возрасте, но сам Уолтер не помнил. Весенний малыш больше времени проводил на улице, и Уолтеру, видевшему его чаще, казалось, что он понимает Джоуи лучше, чем Фрэнка. Джоуи по-прежнему просыпался по ночам, но Розанна не жаловалась и слегка ему потакала.

Самое странное, что Фрэнк перестал обращать на Розанну внимание – как будто не слышал ее голоса. Он поворачивал голову только тогда, когда к нему обращались Элоиза или Рольф (редко) или сам Уолтер. Мэри считала, что это нормально, и мать Уолтера с ней соглашалась, но Розанне нелегко было с этим смириться.